— Отец — сурово сказала Марина. — Где твой старый пиджак и синие брюки? Опять ты их куда–то запроторил! Сколько раз я тебе говорила, чтоб ты не разбрасывал свои штаны, а вешал все в гардероб! Пускай Ростислав поскорей переоденется и исчезает: не один город на свете — Киев.
Марина остановилась перед младшим братом;
— Только чтоб этот паршивец не знал, куда скроется Ростислав! Слышишь, отец? Он способен донести на родного брата и затянуть у него петлю на шее!..
Доктор Драгомирецкий снова схватился за голову:
— Марина! Опомнись! Что за слова… «Паршивец»!.. Ты же окончила гимназию! И что ты предлагаешь? А родина? А присяга? А комендантские патрули, шныряющие по городу и вылавливающие дезертиров?..
10
Большевистская демонстрация вышла тем временем на Думскую площадь.
Группа юнкеров бросилась к транспарантам «Долой войну!» и «Власть — Советам!», чтобы изорвать их. Свист, крики, улюлюканье неслись с тротуаров. В рядах демонстрантов послышался голос, усиленный мегафоном:
— Спокойно, товарищи! Не отвечать на провокацию! Авиапарковцы и арсенальцы — вперед!
Это распоряжался Иванов. Так договорились загодя: если будет грозить нападение, солдаты авиапарка и арсенальцы выходят в голову колонны, тесно берутся под руки и сдерживают натиск толпы.
Теперь транспаранты «Долой войну!» и «Власть — Советам!» оказались в центре демонстрации, за плотными шеренгами солдат и рабочих.
— Вы верите, что буржуазную революцию можно превратить в социалистическую мирным путем? — спросил Иванов у Евгении Бош.
— Нет, я думаю, что надо брать оружие, в руки и крепко его держать…
В это время с Малой Житомирской, оглушительно треща, вылетел мотоциклет и помчался через площадь к Институтской. Это спешил на Банковую, в штаб курьер–искровик [36] Солдат, обслуживающий «искровой телеграф», то есть радиосвязь.
с лентами очередных телеграфных сообщений. Но колонны демонстрантов преградила ему путь, и мотоциклист остановился, взволнованный и возбужденный. Телеграфные сведения, которые он держал в руке, жгли ему сердце.
Приподнявшись на педалях мотоциклета, он бросил в колонну демонстрантов, в толпу на тротуаре:
— Армия прорыва под Калушем разбита!.. Погибло шестьдесят тысяч!..
В колоннах и в толпе разделись вопли, плач, причитания: новость мигом облетела площадь — еще шестьдесят тысяч смертей! Отцы, братья, мужья, сыны…
Иванов запел:
Вы жертвою пали в борьбе роковой…
Товарищи подхватили:
Любви беззаветной к народу…
И тогда запела вся масса демонстрантов:
Вы отдели все, что могли, за него,
За жизнь его, честь и свободу…
Люди на тротуарах снимали шапки, склоняли головы, присоединили и свои голоса к мелодии похоронного марша.
И люди плакали.
А большевистская демонстрация шла вперед.
«Долой войну! Не надо войны! Да будет мир в мире!»
Но мир не приходит сам, его еще надо завоевать.
А завоевать его можно только тогда, когда власть и стране возьмут и свои руки сами трудящиеся.
И во главе должен стать организатор — партия.
Нет такой партии, которая решилась бы сейчас — во время войны и разрухи — взять власть и повести за собою весь народ, — так говорят большевики и эсеры. Нет, есть такая партия! — сказал большевик Ленин несколько дней назад на Всероссийском съезде Советов: это — партия большевиков!..
И большевики шли в первых шеренгах демонстрации и пели:
Падет произвол, и восстанет народ,
Великий, могучий, свободный…
Мелодия траурного марша — минорна, но в словах песни — высочайший мажор: призыв к борьбе, вера в народ и уверенность в победе.
А впереди развевались два красных знамени:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и «Мир — хижинам, война — дворцам!»



1
Они сидели — трое против троих — и договориться им надо было во что бы то ни стало. Россию представляли: Керенский — военный министр Временного правительства, лидер партии русских эсеров, великоросс из Пензы; Терещенко — министр финансов и иностранных дел, лидер партии русских кадетов, украинец из–под Лохвицы; Церетели — министр внутренних дел, лидер русских меньшивиков, грузин из Кутаиси. Украину представляли Грушевский, Винниченко, Петлюра.
Читать дальше