Михаил Колосов - Новые крылья

— Да! И предобрая. Ты будешь очень счастлив.

— Ты тоже.

— Я?! Ты, что же, знаешь наше будущее? Расскажи! — качает головкой:

— Нельзя.

Теперь уж я, как младенец, заклянчил:

— Расскажи, расскажи, умоляю! Мне так неспокойно, тревожно в последнее время. Что со мной будет? Как придется жить дальше?

Он сказал только:

— Не бойся. Спи. — И закрыл глаза. Я вздохнул облегченно и сразу же заснул.

Проснувшись утром, Анны рядом не обнаружил — уже встала. Услышал их разговор и смех в гостиной. С ней там Демианов, и Пьетро объявился. О младенце я не забыл, но значения ночному происшествию не придавал, уверенный, что это был только сон. Теперь ясный день, я хорошо выспался, и, ничуть не беспокоясь, вышел пожелать всем доброго утра. Что же я увидел? Он, мой ночной собеседник, преспокойно сидит на Анне вместо живота, так же обхватив ее ручками и ножками. Увидев, что я вошел, все меня поприветствовали, и ребенок тоже сказал по-фр. «доброе утро». Я изо всех сил заставлял себя на него не таращиться и вообще делать вид, что ничего особенного не происходит. М. подошел, поцеловал меня, спросил о здоровье. Я, разумеется, ответил, что здоров. Все снова увлеклись болтовней о любовных похождениях Пьетро, а мы с младенцем, как давеча, уставились друг на друга. Я прикрыл рот рукой и шепотом спросил: «Ты почему еще здесь?» — Рассуждал я так: раз вижу его только я, и он, возможно, не более чем плод моего воображения, то прекрасно меня расслышит, как бы тихо я не говорил. Куда там! Маленький негодник заорал что есть мочи: «Quoi? Quoi donc?!» [27] Что? Что?! (фр.) — Я вздрогнул и отвернулся, но его уж было не унять:

— Что ты сказал? Повтори громче, я не расслышал!

Тут я не выдержал и, утратив осторожность, тоже заорал:

— Тебя не должно здесь быть! Ты еще не родился! Полезай обратно к себе в живот и сиди там до поры. Я твой отец, я приказываю тебе!

Разумеется, все перепугались, засуетились. Напрасно я уверял, что со мной все в порядке. Распахнули окна, заставили меня лечь. Я упирался, чем только ухудшил о себе их мнение. Давали нюхать соли и послали Пьетро за врачом. Меня досада взяла, я говорю ему:

— Видишь, что ты наделал? — он смеется.

— Из-за тебя меня в желтый дом свезут! Слова тебе не скажу больше!

Он отвечает:

— Не говори. Я сам все знаю.

И стал рассказывать обо мне такое и в таких выражениях, что я глаза только вытаращил и холодным потом покрылся. Миша и Анна еще больше переполошились, забегали вокруг меня. Я держался, сколько мог, терпя его провокационную болтовню, в конце концов, не выдержал, закричал: «Замолчи! Замолчи!» А тут и доктор пожаловал. Осмотрел меня, отвел Демианова в сторонку. А Анна уселась со мною рядом, положив руку мне на лоб. Получилось, что демонический младенец прямо мне на живот уселся. Я погладил его по спинке, дитя ведь, говорю:

— Все будет хорошо.

Анна подтвердила:

— Кончено, конечно, ты поправишься.

Я продолжал его гладить.

— Ты хороший, не злой, славный.

Он улыбнулся:

— Я обещал тебе сказать, что будет. Я расскажу.

— Не нужно. Я не хочу.

Анна все твердила свои утешения, но я ее не слушал — только его. Так ясно и просто он разрешал все мои сомнения, давал советы, подсказывал решенья. Но тут вошел Демианов и увел Анну, а она унесла на себе ребенка, не дала дослушать. Потом Миша уже один вернулся, повел меня гулять.

Купались в море. Вода холодная, но терпимо. Демианов был со мной ласков и заботлив. Доктор дал для меня порошки, велел много пить, только не вино, и есть сладкое, поэтому мы до вечера ходили из одного кафе в другое. Я старался слушать Мишины рассказы, вникать, но все же, не мог до конца отвлечься от мыслей о младенце и его пророчествах. Ведь что-то он мне важное толковал. Жаль, я не дослушал. Так хотелось скорее дождаться ночи. Пусть все заснут, и никто уж не помешает нашим разговорам. Вернувшись домой, я узнал, что Анна ушла еще днем к матерям и останется там ночевать. Они так перед нашим с Мишей уходом договорились. Вроде бы, для того, чтобы меня не тревожить, пока я болен. А разве я болен! Нет. Разъяснять бессмысленно. Как назло, Демианов долго не ложился. Караулил меня что ли? Далеко за полночь, все же, заснул. Я накинул плащ и отправился на ту квартиру. Беннита меня впустила. По ее поведению я понял, что, слава богу, она не посвящена в наши перипетии и не думает обо мне как о безумце. Я заверил ее, что мой ночной визит вызван только желанием быть с Анной.

— Но она спит.

— И очень хорошо. Я пройду к ней.