Сергей Максимов - Цепь грифона

Он внимательно изучал конармейцев. Таких залихватских воинов, пожалуй, ещё не видел. Даже наводившие в своё время ужас на немцев конники Дикой дивизии, состоявшей из представителей горских народов, казались бы рядом менее дикими, чем они. Вся эта боевая и отчаянная масса насквозь пропиталась запахом своего и лошадиного пота, дымом самосада и пороха и неизменным запахом навоза, неотвязно сопровождающим всех кавалеристов. Казалось, что пахнет от них самой смертью…

– И теперь, товарищи, – кричал с железнодорожной артиллерийской платформы высокий оратор в кожаной куртке, – республика ждёт от вас новых подвигов во славу революции! Да здравствует революция, товарищи!

Комиссар был перепоясан ремнями. У бедра моталась деревянная кобура с маузером. Но обязательная для этого соединения шашка у него отсутствовала. Зато принадлежность к коннице были призваны обозначить забавные кавалерийские галифе, заднюю сторону которых составляла большая, светло-коричневого цвета, кожаная вставка, называемая леей.

Против ожидания оратора никто поддерживать его речь не стал. Суровцеву становилось любопытно наблюдать происходящее. Он насмотрелся и наслушался всяких митингов. И если сразу после Февральской революции и Октябрьского переворота все кричали и аплодировали после любого призыва и лозунга, то теперь люди проявляли заметную сдержанность.

Вдруг толпа оживилась, и гул человеческих голосов, подобно волне, стал нарастать и распространяться, покатившись от здания вокзала по всему пространству, заполненному конармейцами и пополнением. Через живой людской коридор по перрону шагали Будённый и Ворошилов.

– Да здравствует товарищ Будённый! – кричал кто-то.

– Да здравствует Ворошилов! – подхватывал другой голос.

– Даёшь! – кричали все.

Пожалуй, только бывшие офицеры или не кричали, или же вяло обозначали это приветствие. Ворошилов поднял руку. Люди замолчали.

– Продолжайте, товарищ! – крикнул Ворошилов комиссару, стоявшему на платформе.

Комиссар смутился. Что еще говорить, он не знал. Точно желая отчитаться и оправдаться перед командованием Конармии, он отошёл от пушки, стоявшей за его спиной, и стал продолжать свою довольно путаную речь.

– Ивлев, – тихо сказал Будённому Ворошилов. – Главный из присланных комиссаров.

Будённый кивнул и, разгладив пальцем в разные стороны пышные вахмистровские усы, приготовился слушать.

– Польский народ сам не раз изведал иноземное иго. Рабочие, крестьяне, все лучшие сыны польского народа и сейчас изнывают под гнётом своих помещиков и капиталистов! – громко кричал оратор. – Часть из них обманули и заставили обманом воевать против Советской республики. Другая, большая часть, изнывает от польских эксплуататоров в самой Польше.

– Так изныв серденьком сынку, шо аж в Киеву задом сив! – крикнул из толпы какой-то конармейский командир.

В толпе захохотали. Судя по двуременной портупее, по биноклю и по ордену Красного Знамени на груди – это был командир боевой и заслуженный. Не обратив внимания на язвительное замечание этого командира, комиссар продолжал:

– Но недалёк тот день, товарищи, когда пожар мировой революции докатится до Польши. И пусть Пилсудский не думает, что советская власть не способна себя защитить. Пусть не надеется, что пролетариат братской Польши останется без революционной поддержки. И залогом тому наша солидарность с польским народом.

– А шо пану Пилсудскому тут гадать? Вин и так баче, шо наши комиссары зовсим ебу дались. Якая ще солидарность? – во всё горло закричал командир с орденом.

В толпе, приготовившейся было к весёлому и забавному мероприятию, теперь раздались свист и улюлюканье.

– А ну, геть с трибуны, фофан пёстрозадый! – опять подал голос командир.

И опять всеобщий смех и гогот. Бойцы по достоинству оценили комиссарские галифе с кожаной леей сзади. Толпу начинало качать от готовности посмеяться до желания поиздеваться самым изощрённым образом. Опытный в ведении митингов Ворошилов не хотел выступать, но, ещё более раздражаясь, понимал, что выступать ему придётся. «Прав Сталин. Где только Всероссийское бюро комиссаров выискивает таких бестолковых политработников?» – думал он. «Этот парень в самом деле не понимает, что ли, с какими бойцами имеет дело? Чёрт-те кого присылают! Да и остальное пополнение?! На чёрта в их Конармии нужны, например, матросы?» – злился ещё больше Ворошилов.

– Вот что, Клим, – хмуро сказал ему Будённый, рассуждавший про себя примерно так же, – сворачивай эту лавочку. Займись пополнением, я пойду к коням. Меня-то пополнение больше заботит. Тоже живая сила. Пойду. Кони, они не митингуют, в бою не трусят, горилку не жрут и без слов всё понимают.