Сергей Максимов - Цепь грифона

– Вы заметили, господа, к нам совершенно перестали ходить украинские и татарские представители, – проводив взглядом жену, вдруг заметил Слащов.

– Посмотрели, посмотрели на наш бедлам, да и плюнули, – высказал своё мнение Новотроицын, – решили – лучше не связываться. С этими каши не сваришь! Да и что, господа, с нас с вами взять?

– Яков Александрович, я так понял, что ваши предложения и по украинскому, и по татарскому вопросу остались без ответа? – спросил Киленин.

– Точно так! Сами прочтёте, – кивнул генерал на конверт в руке Киленина, – мне и читать противно. А что касается ваших предложений, – говорил он, глядя в глаза Мирку-Суровцеву, – то, видите ли, будет создана комиссия по борьбе «со злоупотреблениями со стороны органов контрразведки».

Суровцев не был удивлён таким ответом Врангеля. Ещё при подготовке многих и многих документов с предложениями по Украине и Крыму он был уверен, что ни одному из них не будет дан надлежащий ход. И дело даже не в том, что Слащовым предполагалось высадить десанты на украинское побережье. И не только в том, что татарское население Крыма всемерно поддерживало действия «зелёных», которые уже не позволяли заготавливать в горах дрова.

Дело было в том, что верховное правительство Крыма увлечённо вело переговоры с французами о своей послевоенной судьбе. Он снял копии с переписки Слащова с французскими представителями в Севастополе. Переправил документы генералу Батюшину. Николай Степанович Батюшин со своей стороны пообещал добыть документированные сведения о переговорах Врангеля в Париже летом этого года.

Что касается контрразведки, то здесь, в Крыму, действительно творилось нечто невообразимое. По возне вокруг личности Слащова можно было судить о том, что происходило на более низких уровнях. Ещё с момента вступления генерала в должность командующего обороной Крыма контрразведка в лице полковника Астраханцева, ничуть не скрываясь и не стесняясь, установила за ним наблюдение.

Вместе с Астраханцевым приступил к исполнению обязанностей корпусного контрразведчика военный чиновник Шаров с целым штатом служащих, подчинявшийся сначала Астраханцеву, а затем некому полковнику Кирпичникову, который в свою очередь никому не подчинялся, кроме контрразведки Ставки. Далее следовали авантюрно-детективные повороты судеб этих контрразведчиков. С казёнными деньгами, предварительно обменяв их на валюту, бежал за границу Астраханцев.

При невыясненных обстоятельствах, замешанный в каких-то тёмных делах, какими-то тёмными же личностями был убит полковник Кирпичников. После противостояния со Слащовым за путаницу в расходовании средств и присвоение личных вещей одного казнённого полковника угодил под суд Шаров. И вот в течение месяца уже Слащов отбивался от военных следователей, которые, опираясь на показания этого Шарова, пытались привлечь его к суду «по делу о злоупотреблениях чинов 2-го армейского корпуса». Того самого корпуса, который в прошлом году под командой Слащова на четырнадцать месяцев оттянул разгром Белого движения на юге России.

Сейчас за зданием служебной дачи было установлено наблюдение сразу несколькими контрразведками. Следила контрразведка Врангеля. Следила контрразведка флота. Но что самое неприятное – следили союзники. И делалось это столь открыто и нагло, что невольно рождались подозрения в организации какой-то провокации. Несколько раз Новотроицын порывался выйти на улицу и, как он говорил, «примерно наказать наглецов». Сергей Георгиевич нашёл более разумный выход. О нём речь впереди.

– Господа, скажите по совести, – обратился к присутствующим Слащов, – есть ли у меня хоть малейшая возможность влиять на дальнейший ход событий?

– Я не могу назвать никого, кроме вас, кто ещё мог бы переменить ситуацию в армии и тылу, – ответил за всех генерал Киленин.

Было видно, что такой ответ не устраивал Слащова. Не удостоив своим вниманием Новотроицына, он упёрся тяжелым взглядом мутных зелёных глаз в Суровцева.

– Увольте, Яков Александрович, – ответно глядя в глаза собеседнику, отвечал Мирк-Суровцев. – Увольте от сомнительной чести говорить полководцу о тщетности его усилий.

– Извольте объяснить, – не отрывая взгляда, настаивал Слащов.

Сергей Георгиевич в который раз видел перед собой человека, собственноручно вынесшего смертные приговоры не одному десятку людей. Исследователи называли и называют до сих пор разные цифры. Сходятся лишь на том, что было таких приговоров более ста. Часто цитируемая цифра – сто восемь смертных приговоров, подписанных генералом. Думается, их было больше. Тяжёлый взгляд был у этого человека…