Олег Ждан - Государыня и епископ

— Ривка, — сказал Юрген, — д-дай мне ведро, я тебе помогу.

Она не ответила, и Юрген пошел рядом.

— Ты зря меня боишься, — продолжал он. — Ты к-красивая девушка, и я хочу говорить с тобой. Я помню, какой ты была т-три года назад. А теперь ты совсем взрослая.

Однако Ривка молчала.

Обычно по воду ходят днем, и чаще всего никто им по дороге не встречался.

— Почему ты не хочешь, чтобы я помогал тебе п-подняться в гору? Я в это время езжу обедать к Баруху. Боишься?.. Что я могу тебе сделать плохого? А может, ты п-по-русски не понимаешь?

— Понимаю, — неожиданно произнесла она, не поднимая головы. И голос ее тоже очень понравился Юргену.

Колодец был рядом, дошли за считанные минуты. Но вода в Мстиславле стоит глубоко, обычными «журавлями» здесь не пользовались, каждый приходил со своей веревкой, привязывал к ведру и к барабану, выкатывал наверх за железные ручки. Сворачивали веревку, возвращались. Было заметно, что нести ведро и веревку Ривке тяжело.

— Позволь, я понесу.

Она покачала головой.

— Или дома не хотят, чтобы мы разговаривали с тобой?

— Не хотят, — ответила Ривка.

— Кто не хочет, отец?

— Все, — ответила она и круто свернула к дому.

Как странно, что в его немецкой судьбе появилась российская императрица Екатерина, еврейская девушка Ривка, этот город и речка. Как странно, что когда-то его предки приехали жить в Великое Княжество Литовское, ставшее позже Польским королевством, теперь — Россией. «Нас это не касается, — говорил отец. — Наше дело — работа». Эту фразу отец повторял едва не каждый день, она наскучила всем, как сверчок в щели, но и возразить было невозможно: как же иначе? Да, наше дело — работа, потому все тотчас умолкали, а отец, наверно, считал, что очень убедительно высказался. И вообще, продолжал он свою главную и любимую мысль, нет в жизни мужчины ничего иного, кроме работы, и ничего лучшего, чем работа. Только работа приносит радости, все остальное — разочарование и печаль. Никому из трех сыновей Иоганна не нравилось такое мнение, а меньше всех самому младшему, Юргену: как же, а праздники, друзья, девушки? Но и он молчал, потому что старший, Фридрих, когда-то яростно спорил с отцом, а теперь, женившись и построив свой дом, только задумчиво покуривал трубку и помалкивал. Он очень много работал, когда строил свой дом, так много, что отвык говорить, и лишь иногда можно было услышать его неопределенное: да-а, работа, работа. Для того, чтобы Юрген, понял, что есть работа в жизни мужчины, отец взял его с собой в Мстиславль на строительство мостов, затем отправил учиться на родину предков. После учебы взял на строительство городской бани, — и, кажется, не напрасно: понял младший сын или смирился с тем, что ничего нет в жизни, кроме работы. Оставалось сыграть свадьбу с девицей Пфеффелей, и тогда его, отца, главная роль и назначение в этой жизни будут исполнены.

Некоторое время Иоганн Фонберг сомневался, кого послать в Мстиславль и не поехать ли самому, — все сыновья умели работать, но в конце концов решил послать одного Юргена: пришла пора его личной ответственности. Кроме того, Иоганна Фонберга беспокоил заметный недостаток сына: Юрген слегка заикался, по-видимому, от излишней скромности. Иоганн надеялся, что самостоятельная работа и жизнь помогут ему избавиться от этой досадной особенности.

Конечно, выбор невесты — отнюдь не только для молодого человека задача. Это дело семейное. Дочь портного Пфеффеля — хорошая девушка, привлекательная внешне, умная и строгая. Вот только была она старше Юргена, крупнее и выше ростом. При встрече она всегда смотрела прямо в глаза, как будто именно сейчас ждала от него чего-то важного.

Отец последнее время слишком часто нахваливал ее. Однажды от таких разговоров Юргену стало невыносимо скучно, и он сказал: «Да, хорошая девушка. Пускай бы Фриц В-вернер женился на ней. Я ему п-посоветую». Отец промолчал, заметно было, что не согласен с мнением сына. И мать, внимательно прислушивавшаяся к их разговору, тоже не согласна. Хорошая девушка, очень хорошая. Хотя. Вся немецкая слобода знала о скупости портного Пфеффеля. Знала, что, договариваясь о шитье, торгуется до последней копейки, а еще хранит даже мелкие обрезки тканей, делает из них коврики и продает на рынке. Понятно, что так же экономна будет и дочь Луиза. Как бы не посадила всех на голодный паек. «Очень хорошая девушка, — повторил отец. — Идет — улыбается. Не знаю никого лучше». Что ж, улыбка у нее в самом деле была хорошая. И добрые серые глаза. «Ну, а главное, — говорил отец, — вы помолвлены. Какие теперь могут быть сомнения? Мы — немцы. Слово надо держать».