Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий

— А знаете, я слыхала, что, когда со славой вернутся наши храбрецы с войны, начнут сечь головы тем, кто уклонялся от бранных дел, — отрезала Бадия. — Слыхала я это от людей, близких ко двору. И помнится, еще подумала, не достаточно ли голов, отсеченных на войне! Было бы весьма прискорбно, если бы еще и здесь начали рубить головы.

— Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь приятном, — мягко прервала дочку Масума-бека. — Война, слава богу, кончилась. Мирза Мухаммад Тарагай и славный Амир Давуд Барлас возвращаются. Если господь будет к нам благосклонен, скоро приедет и сыночек мой Низамеддин.

Желая хоть как-нибудь утешить пристыженного Худододбека, добросердечный Заврак, хоть и слыл насмешником, обратился к юноше.

— Послушайте, бек, вы часто бываете у Пули Малана и Герируда. Ваш отец, говорят, возглавил перестройку моста?

— Да, — оживился Худододбек, — а я ему помогаю, присматриваю за работами.

Однако голос его прозвучал глухо, словно сорванные струны. На самом-то деле он ходил к мосту; но вовсе не на строительство, а на петушиные бои.

Получив «оплеуху» от Бадии, Худододбек совсем притих. Он шел слева, слегка поотстав от Заврака.

У самого входа в пещеру, на высоком и плоском камне, сидел знаменитый святой — худой, обнаженный до пояса старец; сейчас он усердно поддерживал огонь в костре, кидая в него сухие сучья. Камни у входа в пещеру и даже вокруг пещеры почернели от дыма. Святой то и дело подправлял сучья, дул на огонь и передвигал кумган.

Поклонившись хмуро глядевшему на них святому, гости положили перед ним приношения и бросили в старую глиняную чашку по серебряной монете, затем, согнув колени, уселись вокруг костра. Святой простер руки, благословляя пришедших, потом поднялся с камня и удалился в пещеру. Через минуту он вынес оттуда затейливо витые бараньи рога. Все, начиная с Масумы-бека, по очереди приложились к ним, и святой снова унес их в пещеру. За все это время он не промолвил ни слова, будто немой. Все приходившие сюда поклониться великому молчальнику знали, что он редко размыкает свои уста. Но если ему все же задавали вопрос, он отвечал коротко. Впрочем, вопросы задавали ему редко. Приходившие на поклонение отдавали свои дары, прикладывались к рогу и так же молча удалялись вспять. Возле святого суетился какой-то старичок.

Бадия кинула в глиняную чашку одну монету и обратилась к святому:

— Помолитесь за здравие моего брата Низамеддина, ушедшего на войну, скажите хоть что-нибудь о нем… и обо мне тоже…

Масума-бека была поражена дерзостью дочери. Да и все, затаив дыхание, глядели на святого.

— Брат твой скоро вернется, — проговорил святой и шепотом прочел молитву. Потом пристально поглядел на Бадию. — А ты станешь невесткой в хорошем доме. Будешь жить долго, родишь семь сыновей и семь дочерей.

Бадия залилась румянцем.

— Покайся, покайся, — шептала Масума-бека дочери. Но Бадия продолжала сидеть, не разжимая губ. Затем низко поклонилась святому и стала спускаться по тропинке вниз. За ней поднялись и все остальные и, приложив руки к груди в знак прощания, побрели вслед за Бадией.

Как святому удалось разгадать ее тайну, как узнал он, что она вовсе не юноша? Это обстоятельство почему-то ужасно расстроило Бадию, и весь ее боевой задор сник, будто у воина, у которого сломана сабля и продырявлен щит. Впрочем, все испытали какое-то смутное чувство не то тревоги, не то досады, кроме Худододбека, который оживился. То и дело он исподлобья поглядывал на Бадию. Заврак Нишапури старался угадать, что это за «хороший дом», о котором сказал святой, — конечно, дом Худододбека. И вот этот дубина станет отцом семерых сыновей и семерых дочерей?!

Масума-бека не могла опомниться из-за дерзости дочери. А совсем помрачневший Зульфикар нарочно поотстал от остальных.

— Моя мама ежегодно ездит на поклон к этому высокочтимому старцу, — первым нарушил молчание Худодододбек, — и просит его помолиться за нас.

Он шел впереди, гордо выступая, словно победитель. В душе он был рад, что Бадию осадили.

— Этого святого время от времени посещает сам Ибрагим Султан. Святой всеведущ, никто не может ему солгать.

— Этот святой и впрямь провидец, — заметил Зульфикар, вмешиваясь в разговор. — Однако у госпожи Бадии из-под колпака волосы выбились, и он увидел их. Да и всем известно, что гератские девушки имеют обыкновение выезжать на гулянье в мужской одежде. Вот пойдемте сейчас на праздничный базар, я вам покажу таких «юношей»…