Мирмухсин Мирсаидов - Зодчий

Зодчий перевернул страницу книги.

Но нет, мысли, овладевшие им, мешали читать. Он привык к тому, что каждый его день проходил в напряженном труде, был без остатка отдан творчеству. И сейчас мысли его путались. Не знающий устали зодчий вдруг стал нынче пленником этого сказочного рассвета. Ему не сиделось на месте. Закрыв книгу и снова заложив в нее лист бумаги, испещренный линиями и пометками, он встал и развел огонь под кумганом, с вечера наполненным водой. Заботливые ученики приготовили даже щепки для очага.

Проснувшийся Зульфикар увидел, как зодчий разжигает огонь. Он тихонько толкнул в бок Заврака. Юноши быстро поднялись, натянули одежду, сапоги, надели тюбетейки и, прихватив медный кувшин, спустились к реке.

Когда солнечные лучи щедро залили всю равнину, проснулась и Бадия. Не внимая возражениям матери, она снова нацепила одежду брата и туго подпоясалась ремнем, наскоро заплела косы, обвила их вокруг головы, спрятала под колпак. Потом вышла из шатра и огляделась. Увидела отца и пожелала ему доброго утра.

Хотя дочь еще не умыла лица и рук — по мусульманским обычаям не дозволено здороваться не умывшись, — зодчий кивнул дочери.

Бадия направилась прямо к лошадям, привязанным к колышкам, погладила своего любимца-гнедого, похлопала его по крутой шее, затем собрала раскинутое ветром сено и постояла немного, глядя, как конь, аппетитно похрустывая, жует. А уже через минуту она вприпрыжку бежала к реке. Тут только она заметила, что двое каких-то верзил пристально разглядывают ее с вершины холма. Вовремя вспомнила Бадия, что она мальчик, и не испугалась, не растерялась, только ослабила ремень, чтобы не так заметна была грудь. Почти у самой реки она столкнулась с Зульфикаром и Завраком.

— Здравствуйте, братья, — закричала она. — Как спалось?

— Здравствуйте, госпожа! Благодарим.

— Вы же сами видите, что я вовсе не госпожа! — возмутилась Бадия. — Я самый настоящий Бадриддин. Видно, верно говорят, что у нишапурских голова начинает работать только после полудня! Ну-ка, полейте из кувшина мне на руки!

— С удовольствием, братец, — отозвался Заврак, улыбаясь и подмигивая Зульфикару, сливая воду на прекрасные руки Бадии. А Бадия, вымыв также лицо, вытерлась платочком.

Внезапно Заврак заметил на ее запястье браслет.

— Эй, юноша, — крикнул он, — уж не браслет ли на вашей ручке?

— Молодец! — похвалила Бадия, снимая браслет и протягивая его Завраку — Передайте его моей матушке!

— Ну, а теперь, юноша, ступайте вон за тот большой камень и скройтесь от посторонних взглядов…

— Ага, у нишапурских голова вроде бы начинает работать.

Она снова вприпрыжку побежала от них и скрылась за огромным валуном.

— Пошли, — сказал Зульфикар Завраку.

— Подумать только, — отозвался Заврак, — этакий бык и такая пери, — он кивнул на стоящего у своего шатра Худододбека, — да он же просто каменная глыбина, а она — чистый изумруд. Вот уж поистине, лучший виноград пожирает собака… Неужели эта умная и озорная девушка достанется ему?

— А чем он вообще занимается?

— Чем занимается?.. Любуется петушиными и козлиными боями… Играет в азартные игры…

— Да-а, дела. Бедный отец.

— Эй, господа! — Бадия через минуту догнала их. — Подумайте, у меня ведь и жемчуг на шее.

— Оказывается, головы нишапурских с утра-то и работают, а после полудня отдыхают…

— Ха-ха-ха! Сдаюсь, брат Нишапури!

— Вот это слова мужчины! Ну-ка, подставляйте руки! — он снова плеснул воду из кувшина на руки Бадии.

— Так я ведь только что их мыла, уж больно вы благочестивы, брат.

— Но вас же от этого не убудет.;

— Господа, вы только взгляните на горы. Как же они прекрасны на рассвете! — говорила Бадия. — А это поле тюльпанов, а эта трава, пробивающаяся между камнями, да и прямо из камней!.. А за горами, наверно, долины, реки, верно, Зульфикар-ага?

— За этой цепью гор, — серьезно ответил Зульфикар, — идут еще очень высокие горы, и есть там город Карах. А за ними туркестанская горная цепь, а еще дальше река Мургаб и пески. Потом Самарканд, а за ним благословенная Бухара.

— Разве Бухара тоже в той стороне?

— Да, к северу отсюда.

— А вы очень скучаете по дому?

— Скучал первое время…

— А теперь?

— Теперь привык.

При этих словах Зульфикар с опаской покосился на Заврака. Как хотелось ему сказать, что любовь к дочери зодчего сильнее его тоски по родине, что город, дом, в котором она живет, дороже для него всего на свете. Кто знает, быть может, Бадия угадала его мысли, потому что больше вопросов не задавала, только печально поглядела в лицо Зульфикара и быстро опустила глаза. Она снова забыла, что здесь она считается мальчиком, юношей, а поступает совсем по-женски.