— А почему они не молятся на части креста?
В зале было совсем тихо. Все хотели услышать, что ответит Константин.
— Потому что сами по себе, в отдельности, части креста — это просто куски дерева.
Иоанн снова поднял руку.
— Тогда скажи мне, почему вам не стыдно молиться на те же куски дерева, которые вы называете иконами?
Константин молчал.
Иоанн отступил назад. Он понял, что победил, и ему даже жалко стало этого худосочного юношу, так храбро вызвавшегося спорить с ним.
Он еще раз взглянул на Константина, хотел жалостливо покачать головой и удивился. Оказывается, у юноши был готов ответ.
— Икона — это действительно кусок дерева. Но ты ошибаешься, когда утверждаешь, что мы молимся дереву. Источник твоего заблуждения — смешение понятий сущности и ее внешней формы. Мы думаем во время молитвы не о дереве, а возносимся мыслями к тому, чей запечатленный образ мы видим.
Что поднялось тут в зале!
Все вскочили, принялись топать, свистеть, кричать. Многие показывали на Иоанна пальцами и хохотали.
Иоанн пытался задать следующий вопрос, но Константин его едва расслышал.
— Какое изображение Господа соответствует действительности, если его рисуют по-разному у греков, латинян, в Египте и Индии?
И на этот вопрос он нашел достойный ответ.
— Скажи, одинаковые ли эти слова? — Тут Константин произнес слово «жизнь» по-латински, по-арабски и по-славянски.
— Конечно, разные, — ответил Иоанн Грамматик, не знавший тех языков.
— Ты ошибаешься. Я произнес одно и то же слово. Как видишь, внешняя форма может быть разная, а сущность одна…
— Хвала Константину! — орали во всю глотку люди, точно так же, как на ипподроме они славили возничего Василия. — Константину-философу слава!
Теперь публике было уже все равно, она считала Константина правым, что бы он ни говорил.
Из задних рядов стал проталкиваться монах с рыжими лохматыми волосами. Наконец он вырвался на середину, подскочил к Иоанну, наставил на него палец и визгливо закричал:
— Ты! Ты у святого образа Димитрия глаза выжег! В келью ему икону повесили, — стал объяснять монах, почти рыдая, — а он глаза на ней выжег! Тьфу на тебя! — И монах плюнул в лицо Иоанну.
Толпа улюлюкала. Константину показалось, что о нем, об их споре уже забыли, но тут из зала крикнули:
— Философ! Ты там ближе стоишь. Хватит с ним спорить! Глаза ему надо выколоть, а не спорить!
— Выжечь глаза! Выжечь! — подхватила публика.
Наконец стража увела Иоанна, и Константин подошел к своим друзьям.
Его поздравляли с победой. Феоктист при всех крепко обнял его, сказал, что завтра царица выдаст ему награду.
На улицах народ шумно радовался при его появлении.
А ему было пусто и горько. Не такой победы он хотел.
Он хотел честного боя и честного спора. Он хотел убедить гордого старца, а вовсе не победить его. И он бы убедил, он был уверен в этом. Но какое может быть убеждение, если каждое твое слово поддерживает беснующаяся толпа!
Константин вспомнил стихи Касии, те самые, которые обсуждали ученики в его первый день учения у Фотия:
Лучше потерпеть поражение,
Чем одержать недостойную победу.
Сейчас он еще сильней почувствовал глубокий их смысл.
На другой день Феоктист радостно сообщил:
— Варда и Михаил приглашают тебя завтра на праздничный обед. Ты будешь самым почетным гостем.
Константин не любил дворцовые обеды с пьянством и нелепыми разговорами.
— Не вздумай отказаться, — Феоктист улыбнулся. — Это твоя обязанность, здесь твоей воли нет. — Тут же его лицо стало серьезным. — А может быть, тебе удастся воздействовать на Варду. Трудно мне с ним в последнее время.
Через некоторое время Феоктист вдруг сказал с сожалением:
— И все-таки жалко его! Вздорный старик, а жалко.
— Ты о ком? — удивился Константин.
— Да все о нем же, об Иоанне. Наказали его плетьми, выкололи глаза и отправили в монастырь.
— Глаза! — Константин даже задохнулся.
Он вспомнил гордый, пронизывающий взгляд старика.
Феоктист удрученно махнул рукой.
— Варда припомнил, как старик публично укорял его: «Проще молиться идолам и жить в беспутстве и пьянстве, чем вести честную праведную жизнь». Теперь, после плетей, старик долго не протянет.
Когда Константин вышел на улицу, его вновь приветствовали прохожие.
Им было весело, они болтали о лошадях, о знаменитой великанше, которая приехала в столицу и показывалась за деньги.
На углу сидел нищий. Он тянул руку далеко вперед, лицо его было опущено вниз.
Читать дальше