Людо Зубек - Доктор Есениус

Бахачек шел уверенно. Трактир «У солнца» выглядел отнюдь не страшно. Через его окна на улицу неслось многоголосое пение веселящихся людей.

Они вошли в скудно освещенные душные комнаты. Здесь не проветривали: хозяин и гости делали все возможное, чтобы преградить путь страшной заразе. Окна совсем не открывались, а двери только тогда, когда в них входили или выходили.

Трактир был переполнен до отказа. Все столы и стулья были заняты. Ведь многие трактиры закрылись из-за чумы. Да и пили теперь пуще прежнего. Трактирщик, решивший не закрывать трактир в это страшное время, превратил свое заведение в золотое дно.

Слуга, заметивший редких посетителей, принес из кухни столик и два стула и поставил их у дверей, ведущих в комнаты хозяина.

Только теперь Есениус внимательно осмотрелся по сторонам. Судя по одежде, здесь были сплошь бедняки, которые не смогли уехать из города, как это сделали богатые горожане.

Все те, кто прежде задумывался над тем, имеют ли они право отдать за чашу вина или кружку пива несколько грошей, теперь бездумно сорили деньгами, полученными от старьевщика за обноски или взятыми в долг у богатого соседа. Будущее перестало существовать. Никто не думал, что будет через день, через неделю, через месяц, С легким сердцем продавали люди последние сапоги — ведь летом можно ходить и босиком, а кому придет в голову думать о зиме?

Все пили, пели, танцевали. Это был какой-то зловещий карнавал, на котором главной плясуньей и королевой была смерть.

Есениусу вспомнились все картины на сюжет «Танца смерти», все гравюры, изображающие «Танец мертвых», и с каким-то неприятным чувством он отгонял от себя мысль, что и здесь происходит нечто подобное. Это были еще не мертвецы, но приговоренные к смерти, из которых кто-то будет помилован, а остальные закончат свой танец уже на том свете.

Хотя в трактире было множество людей, появление ректора университета и знаменитого врача было замечено. Шум на минуту смолк, и взгляды всех присутствующих обратились к нежданным гостям. Из произнесенных полушепотом замечаний новые посетители поняли, что разговор идет о них. Но у всех было достаточно приподнятое настроение, и веселье продолжалось.

Есениус и Бахачек разговаривали вполголоса. Невеселый это был разговор. Жизнь каждого в то время висела на волоске. А у смерти была богатая жатва.

Друзья задумчиво смотрели на царившее вокруг оживление. Они пришли сюда, чтобы развлечься. Чтобы сбросить с себя тоску и заботы, чтобы отдаться бесшабашному веселью, которое приходит с вином или водкой. Но, странное дело, среди этого бьющего ключом веселья обоим стало грустно. То, что они видели и слышали, не было беззаботной радостью, а скорее весельем отчаяния.

Есениус и Бахачек ушли бы, если не услышали разговор за соседним столиком. Там сидело шестеро. Громче всех разглагольствовал щербатый огромного роста детина. Он был одет в кожаный камзол неопределенного цвета.

— А я вам говорю, что заразу на нас накликали евреи. И дело тут вовсе не в воздухе и, уж конечно, не в наших грехах.

— Вашек дело говорит, — присоединился к щербатому его сосед, коренастый парень с длинными русыми волосами. — Раввин Лев якшался со злыми силами, знает всякие чары и волшебства. Сами евреи этим хвастаются. Поверьте Вашеку, это раввин навлек на город беду.

Щербатый говорил так громко, что было слышно за всеми соседними столами. Конечно, к таким словам трудно было остаться глухим. Постепенно говор стал стихать, и некоторые, чтобы лучше услышать, подходили к щербатому.

— Я вам говорю, люди добрые, мы не должны это так оставить, — поддерживал своего соседа белобрысый толстяк.

— Евреи хотят извести христиан, — закричал великан Вашек, — а мы покорно сносим все, как бараны! Что вы скажете на это, люди?

Его вопрос был как бы сигналом, тлеющим трутом, брошенным в бочку с порохом.

— На евреев! Пошли на евреев!

Трактир мигом превратился в разворошенное осиное гнездо. Никто не усидел на месте. Все повскакали из-за столов и обступили Вашека и его товарищей.

Вашек сразу стал предводителем. Остальные были готовы подчиниться его приказам и следовать за ним — пусть ведет их куда хочет.

Однако Вашек еще не отдал приказа. Вероятно, он и сам испугался своих речей. Но отступать было поздно. Со всех сторон неслись возбужденные крики.

Но Вашек в нерешительности произнес:

— Нас маловато. Наш перевес в силе продлится недолго.

Парни на мгновение опешили. Даже самые прыткие, у которых с языка готово было сорваться слово «баба», задумались над словами Вашека и пришли к выводу, что они не так уж глупы. Однако их колебания длились недолго.