Слушая женщину, Есениус нахмурился.
«Боже праведный, — думал он, — сколько еще на свете нужды, а человек о ней и не ведает!»
Есениус вынул из кармана кошелек и высыпал в руки женщине целую горсть монет.
— Купите все, что я вам велел.
Женщина попыталась поцеловать ему руку в знак благодарности, но он спрятал ее за спину и спросил:
— А теперь расскажите, где тут у вас поблизости больные. Раз уж я здесь, надо будет зайти и к ним.
Чувство удовлетворенности, испытанное им, когда он давал женщине деньги, продолжалось недолго. Как только он вышел из комнаты, оно исчезло совсем. Он понял, какое это слабое оружие против черной смерти и нищеты.
Надо действовать иначе. Но как?
И все же несчастная женщина не выходила у него из головы. Тогда он направился в больницу доктора Залужанского и поведал ему свои переживания.
— Посоветуйте, друг, что нам делать.
Доктор Залужанский на минуту прервал свое занятие — он толок в медной ступе какие-то твердые заморские зерна — и, указывая пестиком, произнес:
— Это не наша забота. Мы делаем что можем. Лечим. А об остальном пусть думают в ратуше или во дворце. У нас своих дел хватает.
Но Есениус все еще остро переживал свою встречу с несчастной женщиной, все еще видел каморку с двумя спящими детьми, и, словно волна к берегу, возвращалась к нему неотвязная мысль: надо что-то делать!
— Но мы должны хотя бы обратить внимание властей на то, с чем сталкиваемся во время работы. Возможно, об этом не знают…
Залужанский улыбнулся:
— Хотя бы и не знают! Но что из того? Испокон веков были бедные и богатые. Богатым было всегда хорошо, а бедным — плохо. Так устроен мир, и не нам с вами его изменить. Вы только представьте себе, что произойдет, если вы явитесь к городскому или императорскому рихтару и коншелам и бросите им прямо в лицо: «Эй, рихтар и коншелы, враг в городских стенах, а вы ничего не предпринимаете. И враг этот пострашней, чем турок-безбожник. Прикажите протрубить сигнал и объявить тревогу. Призовите всех пражских врачей, цирюльников и фельдшеров! Ибо зря паны, рыцари и горожане прячутся в задних комнатах, напрасно они обкуриваются ладаном — этим не остановишь поступи смерти. У нее надежная твердыня в каморках городской бедноты. Необходимо изгнать заразу из лачуг бедняков. Потом с нею будет легче справиться». Нет, дорогой доктор, вы бы добились не большего успеха, чем юродивый Симеон. В лучшем случае вам бы ответили: «Занимайтесь своим делом! А мы будем заниматься своим. Будем поступать так, как нам велит наша сословная совесть».
Единственной пользой, которую принес энтузиазм Есениуса, была его памятка о чуме. Несколько лет назад, еще в Виттенберге, он написал трактат о черной смерти. Теперь он отпечатал выдержки из него и дал по одному оттиску каждому больному. В своем вступлении он утверждал, что главная причина заразы — гнилостный воздух. При этом он, однако, не исключал и влияния звезд. Есениус опроверг Фернелия, который отрицал этот путь распространения болезни, аргументируя тем, что в таком случае должны болеть и звери… Во время чумы самое главное — щадить свое сердце, и поэтому Есениус советовал больным душевное спокойствие, веселое настроение, приятную музыку и беседы, а также теплые ванны.
Может быть, Есениус и не понимал, что подобные советы он дает не тем людям, которым сперва хотел помочь, а настоящим своим пациентам — богатым горожанам и аристократам.
И о женщине с кладбища он скоро позабыл.
В то лето на пражские крыши частенько взлетал «красный петух». То ли люди стали менее внимательными, то ли увеличилось число злоумышленников — неизвестно, но пражане не раз слышали грозную тревогу.
Есениус почти никого не видел из своих друзей. Иногда его навещал Бахачек, который был тогда ректором Пражского университета.
— Такая тоска дома! — сказал однажды Бахачек, зайдя к Есениусу. — Мне недостает людей. Порой даже кажется, что я нахожусь в тюрьме. Большинство преподавателей и студентов разбежалось, а я не знаю, чем заполнить эту бесконечную пустоту. Но, видно, и у вас не веселей… Не сходить ли нам куда-нибудь выпить?
О Бахачеке поговаривали, что он любитель вина. Но сейчас по всему было видно, что ему не столько хотелось выпить, сколько посидеть в компании. Есениус прекрасно его понял и поэтому быстро согласился.
Солнце уже зашло, и на улице не было ни одной живой души. Дома с заколоченными дверями и окнами напоминали тайные убежища первых христиан. При взгляде на них прохожих невольно охватывал страх.
Читать дальше