Всеволод Соловьев - Изгнанник

Мари пожала плечами.

— Не было у меня никогда ревности, и откуда бы она взялась, а уж особенно к ней — к ней!.. Ведь разве я могла себе представить это? Слушайте, тетя, я вам все, все расскажу — и судите сами.

Она передала ей все свои наблюдения, все свои мысли.

Графиня слушала ее внимательно и в конце концов должна была сознаться, что Мари не фантазирует, что дело, во всяком случае, серьезно.

— Что же теперь ты думаешь делать? Ведь нельзя это допустить! — вдруг сказала она.

Мари взглянула на нее с изумлением.

— Как нельзя допустить?! Тетя, да разве вы не видите, что всему конец… конец.

Голос ее дрогнул.

— Что ты, что ты! — воскликнула, порывисто подымаясь с кресла, старушка. — Как можно!.. Бог даст — все еще поправимо… и хоть, конечно, я вижу теперь, что ты имеешь основание предполагать и страшиться, но это все надо разобрать… Знаешь что, Мари, — решила она наконец, — я приглашу Николая к себе и переговорю с ним. Он до сих пор выказывал мне уважение, и, наконец, надо же нам знать, что он скажет, если говорить с ним решительно, а я буду решительна. Я добьюсь, я заставлю его сказать мне всю правду.

Графиня заволновалась не на шутку, чего с ней обыкновенно не случалось.

— Я не дам тебя в обиду, мой ангел, не дам, будь уверена… нельзя этого… Нет, нет, он не уйдет от меня, не увернется… Боже мой, Боже мой! Считала я его за хорошего человека — и вдруг такое!.. Вот уж правда, что не на кого нынче положиться… Люди-то, люди какие стали!.. Ах ты, Господи!.. Нет, моя дорогая, вот тебе рука моя — я этого так не оставлю…

Мари увидела, что тетка не ограничится словами.

«Но разве можно что-нибудь сделать? Разве что-нибудь осталось? А вдруг?..» — подумала она, и сердце ее сильно забилось.

Она уехала от старушки как будто несколько успокоенная. Она высказалась, нашла участие, и при этом у нее мелькнула надежда. Она с детства привыкла считать тетку существом самым что ни на есть умным и могущественным.

«Что она захочет, то и сделает! Всегда так бывало», — обыкновенно говорила она про графиню.

Эта детская вера вернулась теперь, и Мари за нее ухватилась как за последнее спасение.

Графиня Натасова, говоря о себе, обыкновенно объявляла своим знакомым:

«Я, знаете, не люблю никакого шума, никакой спешки, но когда надо действовать — действую решительно, и главное — не упуская минуты. Еще от деда слыхала, что Великий Петр говаривал: „Упущение времени смерти подобно“. Так вот и я: в важном деле ни минуты, ни секунды не упущу!»

Теперь она доказала, что слова ее были не пустая похвальба, что она действительно следует по стопам преобразователя России. Немедленно по отъезде племянницы она послала Николаю записку, в которой самым убедительным образом просила его, «по наинужнейшему делу» заехать к ней вечером.

«И пожалуйста, сегодня, не завтра, а сегодня, очень-очень надобно, задержку недолго», — писала она.

Посланному было приказано, если барина нет дома, непременно дождаться его возвращения и настоятельно просить ответа.

«Мол, графиня без ответа и возвращаться не приказали».

Николай догадался, что Мари была у тетки и что приглашение это неспроста.

Он написал графине, что желание ее будет исполнено, и вечером к ней отправился.

Он даже рад был куда-нибудь ехать, все равно куда, лишь бы не быть дома.

«Что же это? — думал он. — Мари, — он теперь знал это наверно, — поняла все… Но неужели она сказала тетке?..»

Сердце его ныло, и в то же время он чувствовал болезненное раздражение, какую-то беспредметную злобу. Он был расположен к старой графине, всегда с ним ласковой. Она казалась ему благоразумной, она имела влияние на Мари. Но чем же она теперь поможет?!

Он ясно видел, что теперь настала пора разных объяснений. Он видел это с утра, хотя Мари не подала ему и виду. Она встретилась с ним как и всегда, только он все же заметил, что она следила за каждым его словом, сказанным Наташе.

Но следить ей было незачем. Он и Наташа встретились при всех, и если бы Сергей и Борис Сергеевич ничего не знали, то уж, конечно, в этот день не узнали бы ничего нового.

И у Наташи, и у Николая откуда-то взялась большая сила, большое спокойствие. Они, очевидно, до чего-то додумались, пришли оба к серьезным решениям. И главное, решения эти, хотя они и не сговаривались и хотя думали свои думы на расстоянии многих сотен верст друг от друга, были одинаковы. Они встретились как близкие друзья и родственники, без всякого смущения, прямо взглянули в глаза друг другу, и, казалось, вовсе не намерены были избегать встреч, как прежде.