Морис Юлет - Ричард Львиное Сердце

29 сентября 1192 [141]года Ричард отправил домой свою рать с Беранжерой и Жанной прямо на Марсель, сам же двинулся на легком суденышке 9 октября. Гроссмейстер храмовников дал ему четырех своих рыцарей и платье ордена. С королем были двое вельмож, Бетюн и Эстан, духовник, секретарь, слуги с одним пажом, знавшим по-немецки, — всего человек семнадцать. Кажется, Ричард выбрал путь через Германию как более короткий прямо к его родным, Вельфам Брауншвейгским. Если на этом пути лежали владения его врага Леопольда, герцога австрийского, то король думал, что в такой глуши о нем не услышат, а переодеванье довершит дело.

Опять началась Одиссея. Целый месяц буря играла скорлупой Ричарда, заносила её то в африканскую Берберию, то в Корфу, где пришлось откупаться от морских разбойников. Наконец у Триеста выбросило их на берег. Владельцем этой земли оказался как назло родственник Монферрата, граф горицкий [142]Мейнгард II. К нему-то явилось посольство от Бетюна с просьбой выдать пропуск сему благородному рыцарю, а также одному пизанскому купцу и их свите, в числе которой был и один храмовник. Тотчас же оказалось, что Ричард ошибся в главном своем расчете: даже в горных трущобах Австрии власти были настороже. У Мейнгарда уже был тайный приказ императора Генриха VI осматривать всяких богомольцев из святой земли.

Впрочем, сущность дела понятна. Никогда ещё не скоплялось повсюду столько ненависти и зависти против надменного, безумно дерзкого героя третьего похода; а злые чувства зорки, неусыпны, изобретательны. Даже все Средиземное море было полно врагами. Муж Констанцы Норманнской, Генрих VI, считал Калабрию и Сицилию своим наследием. И там боялись плена даже Беранжера с Жанной: они целые полгода прятались у папы, враждовавшего с императором из-за этого самого юга Италии. На юге Франции уже подымались мятежные вассалы герцога Аквитании, и во главе их встал могущественный граф тулузский Раймунд Сен-Жиль, имевший и личные счеты с Ричардом. Как видно, наш герой принимал и это в расчет, предпочитая сухой путь морскому. В остальной Франции работал извечный враг Англии — король, тем более что Филипп, спавший некогда с Ричардом в одной постели, превратился теперь в его личного ненавистника. Филипп замыслил овладеть английскими владениями во Франции, пользуясь отсутствием Ричарда, а самого бывшего друга как-нибудь «устранить» при его возвращении из святой земли. Он нашел великолепного союзника в лице Генриха VI.

Личность этого императора как-то стушевалась в соседстве таких светил могущества Гогенштауфенов, как его отец и сын Фридрих I и Фридрих II. А главное, он царствовал всего семь лет (1190–1197) и внезапно умер тридцати двух лет. Да и сведения о нем скудны. Но теперь историк уже может присмотреться к нему; и он поражается той силой, которая уже успела обозначиться в столь короткий жизненный срок. Если бы не безвременная смерть, Генрих VI затмил бы и отца, и сына. Судьба недаром поставила его рядом с Ричардом, который был лишь на восемь лет старше: он дополнял его как воплощение духа своего времени. Оба представляли собой две из основных сил средневековья: Ричард — рыцарство, Генрих — миродержавие или романтический цезаризм. Фридрих I, так сказать, только ставил вопрос, причислив, без ведома папы, Карла Великого к лику святых: он лишь волновал мир целых сорок лет, но проиграл, несмотря на всю свою военную доблесть и дипломатическую ловкость. Сын его был уже на пути к осуществлению миродержавия. По размерам своей личности он был в уровень с задачей.

Генрих VI — тоже Наполеон, с прибавкой черт дьявола, который недаром разгуливал тогда по свету, укоренившись в головах и сердцах. Не было границ его самоволию, решимости и политическому лукавству. Но больше всего прославился он жестокостью, которая служила тогда главным признаком железной воли. Если Ричард стал пугалом сарацинских матерей, то Генрих начинал играть такую же роль для самих христиан в Европе: его прозвали Грозным; матери стращали детей его именем. Болезненный, алчный, злопамятный Генрих не знал сострадания. Порой кровожадность доводила до безумия этого худого, как щепка, человека, с тревожным, одичалым взором, с бледным, угрюмым лицом: он губил даже своих друзей. Волосы встают дыбом при чтении свидетельств очевидцев о державной мести юного Гогенштауфена, когда он смирил мятежных гвельфов и южных итальянцев, причем награбил несметное богатство. Особенно воспитал он неугасимую доселе ненависть итальянцев к «тедескам»: тогда в Неаполе возникло пророчество, что эти «варвары» с их Кровавым Северным Сиянием (Генрихом) и есть тот бич, который послан был для наказания народов за грехи. Когда император взял Сицилию, он схватил вдову Танкреда Сивиллу с детьми. Сама Сивилла с дочерью были заточены в монастырь, сын её, король Вильгельм III, был ослеплен и оскоплен. Все остальные члены Нормандского дома были казнены поголовно; прах самого Танкреда был вырыт и изуродован.