Морис Юлет - Ричард Львиное Сердце

Встрепенулся и Ричард, почуяв скипетр в своих руках. И дело закипело. Тут-то новый король показал себя финансистом-разбойником, который сразу произвел целый экономический переворот. Не довольствуясь «Саладиновой десятиной», которую платила в Англии и Франции даже церковь, привыкшая сама собирать десятины, он брал где ни попало. По словам изумленного летописца, Ричард «продавал всё — замки, хутора, всякие имения», даже должности, титулы, правосудие. «Продал бы Лондон, если б нашелся купец!» — восклицал он. Теперь уже не было пощады и евреям: они в отчаянии сами избивали свои семьи и бросались в огонь со своими сокровищами. Ричард хотел поразить мир пышностью своего снаряжения. «Он издерживал на свои рати в один день столько, сколько другие короли в месяц», — говорит современник. Это не мешало его воинству изображать собой сброд всяких проходимцев, полных разврата и не знавших никакой дисциплины; да ещё тянулся целый обоз «доброхотных богомольцев», этой голодной стаи хищников, готовых служить тому, кто больше даст, хоть Саладину или самому дьяволу.

В августе 1190 года Ричард прибыл в Мессину, чтобы дождаться там Филиппа II, шедшего сухим путем на Италию. И тут застрял до весны. Недаром сицилийцы прозвали Ричарда Львиным Сердцем. Он наставил виселиц, довел мессинцев до бунта, ратоборствовал со своими же и рассорился с союзниками. Однажды он со свитой возвращался с прогулки. Повстречался воз с палками. Рыцари давай фехтовать палками. Ричард сцепился с «Ахиллесом Франции» — де Баром, но не мог одолеть его и прогнал с глаз долой как «врага». С Филиппом у Ричарда чуть было не дошло до драки из-за Элоизы, но когда мать Элеонора привезла новую невесту, красивую и богатую Беранжеру Наваррскую, в которую Ричард влюбился ещё в Гаскони, Филипп отступился. Важнее были притязания Ричарда на нормандский престол. Тогда от норманнов Южной Италии оставалась только Констанца, бывшая замужем за императором Генрихом VI, да её племянник Вильгельм II Добрый Сицилийский, женатый на Жанне, сестре Ричарда. Вильгельм только что умер, и Сицилию захватил его незаконный племянник Танкред, державший Жанну в плену. За деньги и освобождение сестры Ричард признал Танкреда, то есть нарушил права императора.

Уехал Филипп, а Ричард всё собирался — и поразил мир небывалым флотом, до двухсот галер и даже дромонов [140]. На чудесном корабле самого короля горел огромный фонарь. Но бури тотчас же разметали эту красу. Корабль принцесс Беранжеры и Жанны пропал: его прибило к Кипру, где греки, по обычному тогда «береговому праву», частью избили, частью пленили экипаж. Самого Ричарда занесло сначала к Криту, потом к Родосу, наконец, и он попал на Кипр. Островом владел Исаак Комнин, отложившийся от византийского императора того же имени. Он грозил пленом и Ричарду. Тогда наш герой вскочил в воду и бросился на берег. Исаак поскакал прочь, а Ричард кричал ему вдогонку: «Что ж, мой господин император, возвратись, покажи свою доблесть на поединке со мной!» Но Исаак бежал в леса. Ричард занял гавань Лимиссоль и оттуда устремился внутрь острова, к столице Никосии. Здесь он овладел казной Исаака. Исаак вышел из лесу с повинной. Ричард заковал его в серебряные цепи и отправил в Триполи, где тот вскоре умер. Затем он отпраздновал свадьбу с Беранжерой и обласкал прибывшего к нему «титулярного», безземельного иерусалимского короля Гюя Люзиньяна. Он назначил его даже по-наполеоновски королем Кипра. Следуя совету Гюя, он сделал большую ошибку — двинулся осаждать крепкую Акру, вместо того чтобы идти прямо на Иерусалим, ошеломив Саладина своим внезапным появлением. Ричард явился туда 1 июня 1191 года, почти через два месяца после отплытия из Мессины.

«Врата к святым местам», как называли Акру, были взяты. Но чего это стоило! Турки два месяца отбивали осаждающих, истребляя греческим огнем их машины, истомляя их самих вечными набегами. В лагере под Акрой царствовали заразы и голодовка (припасы и даже лес для машин приходилось привозить из Италии), невыносимый зной, недостаток воды. Между христолюбивым воинством пошли жестокие раздоры, причем озлобленный до болезненности Ричард сам первый оскорблял всех. Сразу начали делить шкуру ещё не убитого медведя: Ричард хотел утвердить иерусалимским королем Люзиньяна, Филипп стал за Монферрата и требовал ещё, по договору, пол-Кипра. Разболевшийся Филипп вскоре уехал со своими французами. Немцы со своим вождем Леопольдом Австрийским затаили в душе месть, когда они первые водрузили свое знамя в Акре, а Ричард сорвал его и заменил своим. Генуэзцы были на ножах с пизанцами. А Конрад Монферрат стал Иудой, переговаривался с Саладином. Его, наконец, убили враги Саладина, ассасины, которые для этого полгода служили монахами в Тире. А молва обвиняла Ричарда, восстанавливая тем несправедливо всех против героя, и без того возбуждавшего всюду зависть своими подвигами. Только вдова Монферрата Изабелла сочувствовала Ричарду как главному бойцу за святыни: она вышла за его племянника (но его уже называли не королем, а графом иерусалимским).