Гаджимурад Гасанов - Зайнаб

Мериям, перегорая в бреду, обрывками видела сон, как отец с посыльным отправляет ей юбку-гармошку, именно ту, какую она просила. В письмах, отправляемых почтой отцу, она всегда просила одно, чтобы тот прислал ей юбку-гармошку, с вшитыми блестками и вышитую золотыми нитями. Чтобы она под лучами солнца сверкала радугой, играла и горела огнем! Любуясь своей юбкой во сне, Мериям радовалась, смеялась колокольчиком, звала подружек и хохотала…

Папа выполнил просьбу своей дочери. Недавно он почтой домой отправил посылку. В посылке была юбка-гармошка, с вшитыми блестками и золотой вышивкой, как она просила, небесного цвета с мириадами сверкающихся звезд. Когда она надела ее, покружилась, все комната заполнилась ярким сиянием, под лучами солнца на ней загорали и гасли ярко-красные огни. Мериям смеялась, ее голос звенел колокольчиком. Казалось, она обрадовалась так, что перед нею залегли все красоты и богатства земли. В это время счастливее девочки не было на свете.

На радость ее была краткосрочной. Мачеха отобрала у нее юбку и спрятала у себя в сундук под замком. Тогда, прося у мачехи свою юбку, Мериям проплакала трое суток. За это время они не спала, не ела, обливалась горькими слезами. Ни какие, слезы, ни какие стоны, мольбы не разжалобили сердце мачехи. Ни только не разжалобили, она подслушала, как она в одно время тихо переговаривала со своей младшей сестрой, показывала ей юбку, заверяла, что скоро она к ним приедет в гости и в подарок ей принесет эту юбку.

Перед Мериям во сне явилась младшая сестра мачехи в ее юбке. Как она ей шла: юбка, яркая, как голубое небо, сверкала сине-красным пламенем. А когда она в ней крутилась, казалось, что все краски радуги играют на ней.

Она была агонии. Держась за стенку коридора, встала, качаясь на больных ногах, сделала несколько шагов в сторону дверей в общую комнату. Она знала, где мачеха прячет ключ от сундука. Из потайного места мачехи вытащила ключ, тяжело опустилась перед сундуком, вставила ключ в замочную скважину и покрутила. Замок с трудом поддался ее ослабевшим рукам.

Мачеха юбку прятала на самом дне сундука. Она вытащило ее, прижалась губами к ней и тихо всплакнула. Вдруг ей в голову пришел какой-то план. Она подошла к ковровому станку, там где хранятся все ткацкие инструменты, дрожащей рукой нащупала острые, как бритвы, ножницы. Юбку еще раз прижала к своему лицу и стала резать ее, повторяя: «Посмотрим, как ты, мачеха, подаришь юбку своей сестре! Вот будет потеха!» — вдруг дико закричала и захохотала Мериям.

В это время мачеха вместе с сыном ворвалась в общую комнату и включила свет.

— Ух ты, гадина! Что ты вытворяешь, звереныш? — из рук дочери вырвала ножницы, отбросила их в сторону и стала ее лупить. — Убью, убью собачью дочь! — выходила из себя мачеха.

Она стащила со своей ноги тапочку с твердой подошвой, швырнул дочь на пол, навалилась на нее и стала нещадно избивать. Девочка не понимала, где она, что с ней делают. Она не сопротивлялась, то смеялась, то плакала, то стонала.

— Убью, убью тебя, гадину! — теряя человеческий разум, лютовала мачеха. Она схватила падчерицу за волосы, оседлала ее, затем принялась таскать ее по всей комнате.

Вдруг мачеха застыла под пристальным взглядом своего сына. В его глазах она прочла, то, что до сих пор в глазах обычных людей не замечала: стекляный холодный блеск, холодеющий душу. И что-то такое, стойкое, угнетающее, немигающее, как будто перед ней стоит не человек, а биоробот. Нет, нет, он на все это он смотрел немигающими глазами и смеялся, скорее, наслаждался. Да, да, наслаждался. Он получал удовольствие от того, как мать издевается над его сводной сестрой. Она под этим взглядом ужаснулась, холодная волна прошлась по всему ее телу. Она остепенилась и стыдливо отвернулась от сына.

— Что ты здесь делаешь, Али, иди к себе, ложись спать! — что-то вроде этого пробубнила мать.

— Как что делаю? — удивился мальчик. — Смотрю, как ты убиваешь Мериям! — не понял сын.

— А кто тебе сказал, что я собираюсь убивать Мериям? — в свою очередь удивилась мать.

— Как кто? Ты. Сейчас ты же избивала ее, приговаривая: «Убью, гадину, убью!»

Мать от таких неожиданных слов сына застыла на месте: «Если этот щенок будет ходить по улицам и на каждом углу докладывать: «Моя мать убивала Мериям!», что же скажу людям?»

Ее волосы встали дыбом, мурашки пошли по коже.

Она хаотично придумывала, как выйти из этой ситуации малыми потерями. «Конфеты! Его любимые конфеты! Как же я не догадалась?» — она достала из сундука большую горсть конфет, разложила по всем карманам сына, за руку вывела в спальню, уложила в постель и сама легла рядом.