С того злополучного дня сельчане сделали эту семью изгоем. Даже если кто-нибудь из сельских ребятишек, не дай бог, на минутку поиграет с младшими сестрами Нарингуль, на улицу выбегала его мать, ругая, избивая своего ребенка, затаскивала его в дом. Нахохлившись, как индюшка, вся злая и красная от негодования, оборачивалась в сторону дома Нарингуль, плевалась, проклинала сестер и родню всякими словами.
Такой изумительной девушки, как Нарингуль, сложно поискать в этом селении, да и не только в этом селении. Она была выше среднего роста, белолицая, голубоглазая, с тонкими чертами лица, прямым тонким греческим носом, с первого же разу вызывающая к себе симпатию и душевную теплоту. Сегодня ей исполнялось ровно двадцать девять лет.
Она сидела у окна мрачнее черной тучи, откуда просматривался весь южный склон холмов напротив селения, озаряемый луной. «Неужели моя будущая жизнь будет такой же тяжелой, горькой, несветлой, как эта? — внутри ее, где-то на дне желудка, катался какой-то колючий комок, который, поднимаясь выше, душа и давя на нее, застрял в гортани невыплаканными горячими слезами. — Двадцать девять лет, двадцать девять лет! Какая дремучесть? Умереть можно… — Глаза ее затуманились, нервно заморгали и заискрились. — Без брата, способного защитить меня от напастей. Без старшей сестры, подружки, с которой бы отвела истомившую душу. Дорога, ведущая к моему дому, заросла травой… Какой же дурак из женихов переступит порог моего дома? Даже дурак не переступит… Сельчане, как прокаженных, сделали нас изгоями. Ни тебе привета, ни ответа. А за что? В чем и перед кем мы с сестрами провинились? Кого мы можем обидеть? Я тоже, как другие сельские девчата, хочу жить ни кого не таясь, ничего не боясь. Я тоже имею право петь, танцевать на праздниках, ходить на девичники, с кувшином за плечом пробежаться на родник, секретничать со сверстницами, любить, ненавидеть. Я просто хочу быть сама собой!.. А какую же горькую долю я на сегодняшний день имею? Когда все женщины села покидают родник, как воровка иду на родник за водой. Когда сельская молодежь на концерт, в кино, просто так, поболтать собираются в сельском клубе, я на них пугливо смотрю из-за угла… О Аллах, кто лишил меня всего этого? Я умираю от тоски, помоги, защити меня! О Аллах, прошу, умоляю Тебя, дай мне хотя бы десятую долю частички счастья, которым Ты наделила сельских девчат!» — когда все эти мысли роем пчел проснулись у нее в сердце, ей так сильно стало жаль себя, что упала на постель. И чтобы не разреветься, дрожащие губы прикрыла тонкими длинными пальцами, и горькие слезы глотками пыталась проглотить во внутрь. Она задыхалась от слез, но горькая обида, громом разорвалась на части. От ее воплей задрожали стены спальни, зазвенели оконные стекла. Она с головой укрылась одеялом и задыхалась в рыданиях.
Возможно, вот так, борясь со своими сомнениями, бедами, страхами, она проплакала бы до утра, но к рассвету со стороны соседей кто-то настойчиво постучал ей в окно. Она вздрогнула, долго не могла понять, где она, что с ней. Нарингюль перекрутила фитиль керосиновой лампы — увидела, что за окном обозначилось лицо дочери соседки Пери.
— Тетя Нарингуль, моя мама заболела, у нее жар… Она попросила, если ты можешь, если у ты не боишься, чтобы ты отнесла мерку зерна к брату на мельницу… Она сказала, чтобы меня забрала с собой напарницей… — видя, что Нарингуль проплакала всю ночь, и глаза полны слез, девочка полностью растерялась, не зная, куда девать себя.
— Бедная тетушка Пери! Где она могла так сильно простуживаться? Что, ты, лапочка, конечно, пойду на мельницу и ничего не боюсь… Чего же мне бояться, если все сельчане меня сторонятся, — чтобы девочка не заметила, тыльной стороной руки вытерла слеза, быстро оделась и вышла во двор к девочке.
Нарингуль, как бы не боялась темноты, своих ночных страхов, оставила девочку с больной матерью, а сама с меркой зерна с переносным фонарем пустилась в путь на мельницу…
Грозовые тучи, которые поднимались из густого леса с северной стороны села, закрывали половину неба. Вдруг на небосклоне зигзагом сверкнула молния, через мгновение прогремел гром. Со стороны леса с крупными каплями дождя подул ветер. Он срывал с ресниц Нарингуль крупные капли слез и вместе каплями дождя они печатались на ее лице. Ветер срывал ей дыхание. Когда Нарингуль была уже у мельницы, тучи бешено наскакивая друг на друга, из своего нутра выбивали такой сноп молний, гром так сильно гремел, что казалось, вот-вот в долине Рубасчая на нее упадут скалы и раздавят ее. Когда Нарингуль достигла порога мельницы, вдруг зарядил такой ливень, что сплошная стена дождя проглотила всю речную долину.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу