Виктор Ахинько - Нестор Махно

— Ну а те, Саня? — оборванец налил еще по одной.

— Зубков, что ли? Туда ему и дорога, землеробу! — хохотнул матрос.

Билаш глянул на него, сжав зубы. Чай не лез в глотку. Хотелось взять карабин и пристрелить подонка. Но сколько их тут? Глупо же. Приказ получили. И дорога ли им, северянам, эта чужая степь с глиняными хатами?

Под вербой, в тени, стонали раненые. Пришел комиссар, сообщил, что сданы Царицын, Харьков и Екатеринослав. Тихонько послышалось:

— Предательство.

Спустя некоторое время (а бригада Кочергина, в которой служили рядовыми Билаш с Долженко, всё толклась на правом берегу Днепра) появилась листовка. Виктор увидел ее на столбе. Там гуртовались красноармейцы. Бросилось в глаза: «Всех лиц, именующих себя махновцами, арестовать и препроводить ко мне в штаб». Внизу подпись: «Нач. Крымской дивизии Дыбенко».

— Слышь, браток, — кто-то взял Билаша за плечо и дышал табаком. — Сиднем сидит, дундук, в Никополе, а обвиняет Махно, что тот не воюет.

Это говорил бородатый солдат с карабином.

— Они с Ворошиловым — два сапога пара, — поддержал его раненый на костыле. — Дыбенко мастер на ура брать да палить в своих.

— Они там, в Москве, специально запустили сюда Деникина! — шумели в толпе. — Чтоб его руками задушить супротивников Троцкого.

— Ворошилов — его холуй!

— Зажаждали отхватить назад Екатеринослав. А фигу не хочешь? Сколько там на днях положили нашего брата?

В таком говоре, слухах, митингах стаял июль. Билаш с раздражением' спрашивал себя, куда смотрят красные стратеги, зачем держат Дыбенко и командующего этой бестолковой армией Ворошилова? Их бездарность била в глаза. Рядом же, вот они, ходят прирожденные вожаки, не раз гнавшие белых: Василий Куриленко и Трофим Вдовыченко — земляки Виктора, тоже из Ново-Спасовки. Да и Сашка Калашников кое-что стоит. Билаш не без ревности наблюдал, как всем им дали полки. Собственно, они командовали теми же людьми, что и у Махно, а развернуться пошире не позволяли. Более того, чтоб притопить, унизить, с Куриленко поступили по-свински.

— У тебя тут полный бардак! — обвинил его Дыбенко. Лихой, он не терпел, чтобы рядом выкаблучивались еще более шустрые, к тому же бывшие махновцы.

— В чем непорядок? Укажите!

— А ты и раньше не выполнил мой приказ: ударить по белым, когда те пёрли на Токмак.

— Я же вам доносил, что нет патронов! — с вызовом ответил Василий. Он такого же роста, как и Дыбенко, но пошире в плечах, белокурый, открытый. Начдив начал «пушить» его перед строем. Виктор Билаш состоял в другом полку, но слышал, что горячий Куриленко дерзко возражал, был снят с должности и затребован в Никополь. Что его там ждало — нетрудно догадаться. Командир бригады Кочергин с комиссаром Дыбецом не хотели терять доблестного воина, перевели его к себе в штаб, «спрятали». От безделья и неопределенности Василий, попросил… расстрелять его. Дошел до ручки. Масла в огонь подливала и сестра-красавица, что крутила здесь любовь с кем попало и где попало. Из-за нее он поссорился с Махно, а теперь и тут покоя не имел.

— На тот свет успеешь, — сказали Куриленко. — Желаешь быть снова в строю? Формируй кавалерийский полк. Но… лошадей нет. Сёдел тоже. Сабель тоже. Ничего нет! А пограбишь кого — вот тогда уж точно пойдешь в расход!

Через неделю новый полк стоял у штаба бригады.

Трофим Вдовыченко и Сашка Калашников, наоборот, вели себя тихо, с начальством не задирались. Их тоже не дергали, хотя и не доверяли как бывшим махновцам.

Наконец Ворошилова с Дыбенко убрали, а всё их воинство обреченно повалило на запад. Виктор Билаш чувствовал себя жалким перекати-полем. «Ты ли это? — мучительно думалось у костра, на привалах. — Куда тебя несет и каким ветром? Где жена, мать, мечты о свободе? Чего ждешь?» Ни на один вопрос ответа не было. Оставалось лишь ловить шальную пулю. Правда, теплилась надежда, что хоть теперь-то во главе дивизии поставят кого-нибудь из его земляков, испытанных в боях, а может, вспомнят и о нем. Нет. Большевички нашли своего, хлопчика Федько. Смех да и только. Бойцы уже открыто, в строю возмущались:

— Сколько же будем удирать?

— Продали Украйину!

— Шо цэ за командиры?

Под этот шум в полках стали появляться махновские агитаторы. Они-то и сообщили о расстреле Григорьева, о том, что Батько находится недалеко и собирает новое войско. По рукам гуляли отпечатанные Гутманом листовки: «Ни шагу с родной земли!», «Коммунисты предали вас, а Махно поведет на врага».