Виктория Холт: В ожидании счастья

Матушка не ругала меня. Она просто расстроилась. Обняв меня, она объяснила мне великую честь, которая может быть мне оказана. Было бы замечательно, если бы план, над которым принц фон Кауниц работал здесь, в Вене, а герцог де Шуазель — во Франции, осуществился. В первый раз я услышала фамилию герцога Шуазеля и спросила у матушки, кто он такой. Она рассказала мне, что это блестящий государственный деятель, советник короля Франции, но, важнее всего, он друг Австрии. От него многое зависело, и мы не должны совершать ничего, что могло бы его рассердить. Что бы он сказал, узнав, что я такая невежда, она не могла себе представить. Весь план, вероятно, провалился бы.

Она взглянула на меня так сурово, что я моментально потупила глаза. На меня возлагалась большая ответственность. Затем я почувствовала, что мое лицо выражает немой вопрос, поскольку не могла поверить в важность своей миссии. Матушка засмеялась и заявила, что месье де Шуазель не будет сильно сердиться, если я окажусь не очень умной.

Она крепко прижала меня к себе, а потом, отпуская, вновь строго взглянула. Она рассказала о могущественном короле-Солнце, который построил Версаль, самый большой, по ее словам, дворец в мире, о том, что французский двор является наиболее культурным и элегантным и что я — счастливейшая девушка в мире, раз у меня есть шанс поехать туда. Какое-то время я внимала ее рассказу о замечательных парках, прекрасных дворцовых залах, которые были великолепнее наших в Вене, но вскоре перестала ее слушать, хотя продолжала кивать головой и улыбаться.

Вдруг до меня дошел смысл ее слов: мои гувернантки больше не подходят, и мне нужны другие учителя. Она хотела, чтобы я за несколько месяцев научилась говорить по-французски, думать по-французски, чтобы все выглядело так, будто я — француженка.

— Однако никогда не забывай, что ты хорошая немка.

Я кивнула с улыбкой.

— Но ты должна говорить на хорошем французском языке. Месье де Шуазель пишет, что король Франции очень щепетилен в вопросах французского языка и что твое произношение должно быть изящным и чистым, чтобы не оскорблять его. Понятно?

— Да, мама.

— Поэтому ты должна трудиться очень и очень упорно.

— О да, мама.

— Антуанетта, ты слушаешь меня?

— О да, мама. — Я широко улыбнулась ей, чтобы показать, что ловлю каждое ее слово и отношусь к сказанному со всей серьезностью, на которую способна. Она вздохнула. Я знала, что маму волнует моя судьба, ее отношение ко мне было гораздо менее суровым, чем к Каролине.

— Сейчас в Вене находится театральная труппа французских артистов. Я уже приказала, чтобы два актера приходили во дворец и обучали тебя говорить по-французски, как говорят при французском дворе, а также учили тебя французским манерам и обычаям…

— Актеры! — воскликнула я в бурном восторге, вспомнив о веселых забавах зимой во дворце Хофбург, когда мои старшие братья и сестры играли в пьесах, танцевали в балетных сценках и пели в опере. Каролине, Фердинанду, Максу и мне разрешалось быть только зрителями, поскольку, как нам говорили старшие братья и сестры, мы были слишком маленькими, чтобы принимать во всем этом участие. А как я жаждала этого! Когда появлялась возможность, я проскальзывала на сцену и танцевала до тех пор, пока они не прогоняли меня.

Я любила танцевать больше всего на свете. Поэтому сообщение мамы о том, что сюда придут актеры, вызвало во мне восторг.

— Они придут сюда не для того, чтобы играть с тобой, Антуанетта, — сказала она строго, — Они будут здесь, чтобы обучить тебя французскому. Ты должна усердно заниматься. Месье Офрен будет ставить тебе произношение, а месье Сенвиль обучать французскому пению.

— Да, мама, — мои мысли были далеко — на любительских подмостках, когда Мария Кристина приходила в ярость, что не она играет героиню пьесы, или когда Мария Амалия не отрывала взгляда от принца Цвайбрюккена, произнося слова своей роли, а Макс и я прыгали от возбуждения на своих местах.

— А месье Новер придет, чтобы обучать тебя танцам.

— О… мама!

— Ты никогда не слышала о месье Новере, однако это лучший танцмейстер в Европе.

— Я полюблю его! — воскликнула я.

— Ты не должна быть такой импульсивной, мое дитя. Подумай, прежде чем говорить. Учителя танцев не любят. Но ты должна быть благодарна, что у тебя лучший в Европе танцмейстер, и должна неукоснительно следовать его указаниям.

Это было счастливое время. Я смогла, отвлечься от мыслей о бедной Каролине в Неаполе и от других неблагоприятных событий в нашей семье, когда Мария Амалия была отправлена в Парму, чтобы выйти замуж за брата Изабеллы. Ей было двадцать три, а он был еще мальчиком — ему было не более четырнадцати, и Мария Амалия должна была распрощаться с принцем Цвайбрюккеном. Она не была такой смиренной, как Каролина, она рвала и метала, и я думала, что она сделает то, на что никто не осмеливался ранее, — пойдет на открытое неповиновение матушке. Однако она поехала, поскольку это было в интересах Австрии, и мы сохранили свой союз с Пармой. Таким образом, Мария Амалия получила в мужья молоденького мальчика, а Каролина, которой едва исполнилось пятнадцать лет, — старика из Неаполя.