Василий Авенариус - На Париж

— Постойте, — говорит Волконский, — да ведь это как будто стихи?

— Точно так; это немцы придумали, чтобы легче было запомнить.

— Да, немцы народ практический. Но по-русски города Генф, имейте в виду, не существует, а есть Женева. Ну, да не всякое лыко в строку.

И он задал мне еще несколько вопросов, на которые я с грехом пополам ответил.

— Так-с… — сказал он. — Перейдем к истории. Что бы такое спросить вас?..

Значит, география прошла благополучно! Это меня так ободрило, что я уже сам подсказал ему вопрос:

— Для военного человека, ваше сиятельство, ведь самое важное — беззаветная храбрость и самопожертвование ради отчизны или великого дела?

— Несомненно.

— А примеров тому в истории было немало; в древней: Леонид при Фермопилах, Муций Сцевола, Публий Денис Мус… В средние века: Арнольд Винкельрид, Вильгельм Телль…

— Ну, Вильгельм-то Телль — личность полумифическая, — перебил меня Волконский. — А в русской истории кто тем же отличился?

— В старые времена, — говорю, — Пересвет.

— Пересвет? — переспросил он, точно имени инока-богатыря никогда еще и не слышал.

Одной из излюбленных тем нашего учителя истории в бурсе была Куликовская битва, а потому я без запинки рассказал теперь о том, как в самом начале битвы Пересвет и великан-татарин Челубей сшиблись на копьях с такою силою, что оба пали мертвые.

— Личная храбрость в сражении для воина, конечно, первое условие, — сказал Волконский. — Смелость города берет. Но исход сражения решает обыкновенно все-таки гений полководца. Гений Наполеона общепризнан. А у нас кого вы назовете?

Хотелось мне для смеху назвать уже Шварценберга или Винценгероде; однако ж воздержался и назвал Суворова и Кутузова.

— А у пруссаков в семилетнюю войну чей гений особенно проявился?

— Короля Фридриха II, за что он и прозван Великим. Война же та, собственно, продолжалась вовсе не семь лет…

— А сколько же?

— Шесть лет десять месяцев и восемь дней. Сказал я это совсем уверенным тоном, хотя, на самом деле, за точность месяцев и дней голову бы свою не прозакладывал. Но «смелость города берет», и экзаменатор мой меня не поправил.

— Та-ак-с, — протянул он опять. — Арифметику вы всю прошли?

— Всю. Сам Николай Николаич меня переспрашивал.

— А геометрию?

— Геометрию прошел до Пифагоровых штанов… виноват! Рейтузов.

Тут уж и Волконский губу закусил, чтобы не улыбнуться, и взглянул на часы.

— Ого! Мне пора к государю. Можете идти.

— Опять под арест, ваше сиятельство?

— Нет, к себе домой: ваш арест кончился.

— И экзамен тоже?

— И экзамен.

— Ваше сиятельство! Позвольте вам ручку поцеловать…

— Ну, ну, ну, ступайте.

— А сам уже смеется.

Итак, я опять юнкер, но уже заправский, не поддельный!

…Первым меня Муравьев поздравил.

— Одним только, — говорит, — вы князю не угодили: чересчур развязны с начальством; не сумеете, стало быть, держать в повиновении и низших. Поэтому вас зачислят в такой полк, где командир возьмет вас в ежовые рукавицы.

— Лишь бы не в пехоту! — вздохнул я. — Пеший конному не товарищ; я так свыкся с моим конем…

— Это мы вам как-нибудь еще устроим, — утешил меня Муравьев. — В штабе теперь не до вас: завтра мы идем на Альтенбург.

— Да ведь дорога туда занята еще французами?

— То-то, что они ее уже очистили. Под самым Альтенбургом граф Платов со своими донцами разбил в пух и прах генерала Лефевра и забрал больше тысячи пленных.

— Вот бы к кому попасть!

— В Альтенбурге мы его, авось, еще застанем.

Альтенбург, октября 1. Платов, говорят, здесь, но в штабе еще не показывался.

Здешний герцогский замок на высокой горе занят императорской квартирой; под горой вся армия расположилась. Пробудем мы тут, впрочем, весьма недолго. Шведы и пруссаки перешли уже Эльбу; Блюхер разбил наголову корпус Бертрана и захватил много орудий; Чернышев зашел в тыл неприятелю и завладел Касселем, столицей короля вестфальского. Сам Наполеон, со всех сторон теснимый, покинул Дрезден и стягивает свои войска к Лейпцигу. Там, по всей видимости, и произойдет новое кровопролитное побоище.

Октября 2. Мечта моя сбылась! Муравьев вчера же напомнил обо мне Волконскому; а сегодня меня уже вызывают:

— Пожалуйте к князю.

— Есть у него кто?

— Есть: атаман войска донского, граф Платов. Вот оно!

Вошел. Чинный поклон тому и другому.

— Ба-ба-ба! — говорит Платов. — Да мы, братец, с тобой никак раньше уже виделись?