Я посмотрела на взрослых членов моей семьи. Хотя иногда воспоминания тонут в дали времен, их лица в тот момент я помню очень отчетливо. Моя бабушка сидела уставившись на свои сложенные на коленях руки, ее кожа была такой тонкой и почти прозрачной, что я видела как пульсирует голубая жилка у нее на виске. Мой отец, который уже успел разнервничаться, от волнения не мог говорить. Мои дядя и тетя стояли вместе у дверей, боясь стать участниками события и боясь пропустить его. Но лучше всего я помню лицо своей матери. Конечно, поскольку я была ее дочерью, то считала ее красивой, но в этот день я впервые увидела ее настоящее лицо. Я всегда знала, что она родилась в год обезьяны, но мне никогда не приходило в голову, что обезьянья хитрость и склонность к обману так сильны в ней. Что-то нечестное таилось под ее высокими скулами. Что-то скользкое пряталось в темной глубине ее глаз. Там было что-то такое… Я до сих пор не знаю, как описать это. Я бы сказала, что сквозь ее черты проглядывало нечто вроде мужского честолюбия.
Мне сказали, чтобы я встала перед мадам Ван. Я подумала, что ее шелковый жакет очень красивый, но у детей еще нет вкуса, нет умения отличать красивое от некрасивого. Сегодня я бы сказала, что он был чересчур ярким и не годился для вдовы, но все же сваха не была похожа на обычных женщин. Она вела дела с мужчинами, назначала выкуп за невесту, торговалась относительно приданого и служила посредницей. Мадам Ван смеялась чересчур громко, а слова ее были слишком льстивы. Она приказала мне подойти поближе, зажала меня между коленями и пристально посмотрела в мое лицо. В этот момент из невидимой я превратилась в очень даже видимую.
Мадам Ван была куда более дотошной, чем прорицатель. Она оттянула мне нижние веки, потом приказала мне посмотреть вверх, вниз, влево, вправо. Она взяла меня обеими руками за лицо и стала притягивать его к себе и отодвигать. Она крепко взяла меня за плечи и грубо ощупала мои руки до самых запястий. Потом ощупала мои бедра. Мне было только шесть лет! В этом возрасте еще ничего нельзя сказать о способности к деторождению! Но она все же проделала это, и никто не остановил ее. Затем она проделала самую удивительную вещь. Она встала со стула и велела мне занять ее место. Сделать это — означало для меня показать дурные манеры. Я посмотрела на свою мать и на своего отца, ожидая подсказки, но они стояли молча, как бессловесные животные. Отцовское лицо стало серым. Я почти слышала его мысли. Почему мы не бросили ее в реку, когда она родилась?
Мадам Ван не стала бы самой важной свахой в уезде, если бы ждала решения от овец. Она просто подняла меня и посадила на стул. Потом она опустилась на колени и стянула с меня туфли и носки. И снова при полном молчании. Также как она это делала с моим лицом, она поворачивала мои ступни так и эдак, а потом провела большим пальцем под сводом стопы.
Мадам Ван взглянула на прорицателя и кивнула. Затем поднялась с колен и поманила меня пальцем, чтобы я слезла со стула. После того, как она снова заняла свое место, прорицатель откашлялся и заговорил:
«Ваша дочь представляет собой особый случай, — сказал он. — Я увидел это еще вчера, и Мадам Ван, которая провела дополнительный осмотр, согласна со мной. Лицо вашей дочери продолговатое и тонкое, как рисовое зернышко. Ее полные мочки говорят о благородстве ее духа. Но самое важное — это ее ноги. Подъем у нее очень высокий, хотя еще не полностью развит. Это означает, что с бинтованием надо повременить еще год», — он он поднял руку, чтобы его не прерывали, будто кто-то мог на это осмелиться.
«Семь лет — это необычно для нашей деревни, я знаю, но я думаю, если вы посмотрите на вашу дочь, вы увидите…»
Прорицатель Ху заколебался. Бабушка придвинула к нему миску с мандаринами, чтобы он мог собраться с мыслями. Он взял мандарин, снял с него кожицу и бросил на пол. Поднеся дольку мандарина ко рту, он заговорил снова:
«В шестилетнем возрасте кости еще мягкие и податливые. Но ваша дочь еще мало развита для своего возраста, даже для вашей деревни, которая пережила трудные годы. Возможно, также, как и другие девочки в этом доме. Вам не следует этого стыдиться».
До того момента я не думала, что наша семья чем-то отличается от всех прочих, и не считала, что сама чем-то отличаюсь от других.
Прорицатель засунул дольку мандарина в рот, пожевал задумчиво, а затем продолжил: «Но ваша дочь не только слишком мала от недоедания. У ее стоп особенно высокий свод, а это означает, что при хорошем питании ее ноги могут быть самыми совершенными в нашем уезде».
Читать дальше