Александр Авдеенко - Черные колокола

Жужанна внимательно слушала Арпада. В глазах ее, огромных, неподвижных, – темный страх, ожидание чего-то непоправимого.

– Я уже не штатский человек, – говорил Арпад. – Получил назначение в управление государственной безопасности. Это произошло не сегодня и не вчера. Но я решил сказать тебе об этом сейчас.

– Ты уже не ученый, а работник… государственной безопасности? – Слабая улыбка чуть смягчила, оживила ее лицо. – В таких, случаях полагается поздравлять, но я… Пять лет просидеть ни за что в тюрьме АВХ, быть на волосок от смерти – и после всего этого самому стать работником АВХ! Трудно понять такое.

– Вот, даже ты… А что скажут другие? Пусть болтают. Я мобилизован партией и, несмотря ни на что, буду выполнять ее волю. Это тебе не трудно понять?

Жужанна мучительно раздумывала. Хотела что-то сказать, о чем-то спросить, но вдруг все забыла. Постепенно, очень медленно, обрывками, восстанавливала она в памяти потерянное.

– Да, я не ожидала… Ну что ж… Надеюсь, ты пошел туда работать, чтобы никогда не повторилось дело Райка?

– Можешь быть в этом твердо уверена. Ладно. Ну, а теперь приступим к делу. Я пришел сюда не только для того, чтобы встретиться с тобой. Я должен исполнить служебный долг.

– Долг?.. В нашем доме?..

Голос ее оборвался, заглох. Губы шевелились, что-то говорили, но ничего не было слышно.

– Прокуратура выдала ордер на арест Дьюлы Хорвата, – сказал Арпад.

Теперь, когда до конца выговорено все, что Жужанна предчувствовала, чего боялась, как смерти, она обрела голос, силу, острое желание говорить и говорить.

– Какое преступление совершил мой брат?

– Антиправительственная подрывная деятельность.

– Антиправительственная?.. Что это значит?

– Прости, Жужа, но я не могу… не должен оправдывать свои действия даже в твоих глазах. Дьюле Хорвату будет предъявлено обвинение, как положено в таких случаях.

– Что ты говоришь!.. Как ты можешь?.. Забыл, какой сегодня день! Будапешт хоронит оклеветанного, безвинно погибшего Ласло Райка.

Арпад медленно склонил седеющую голову под осуждающим, страдальческим взглядом Жужанны, устало потер виски. Уши его побелели, будто схваченные морозом. Крупный ледяной пот блестел в продольных морщинах высокого смуглого лба.

– Забыл, что сам был оклеветан и брошен в тюрьму?

– Я ничего не забыл, Жужи.

– Так почему же ты… Вспомни слова Маркса, которые так часто, на каждом допросе, говорил следователям: «…кровопусканием не обнаруживается истина… растягивание позвоночника на лестнице для пыток не лишает человека стойкости… судорога боли не есть признание…»

– Хорошо, я все тебе скажу. – Арпад глянул на часы, подвинул Жужанне стул. – Прошу тебя, Жужи, спокойно меня выслушать.

– Попытаюсь. – Она села, положила на колени руки, с мучительной надеждой взглянула на него. – Ну!..

– Я тоже не понимаю, почему понадобился арест Дьюлы Хорвата именно сейчас, в такой день. Можно было бы и повременить.

Жужанна рванулась, хотела что-то сказать, Арпад сжал ее руку, остановил.

– Ты обещала выслушать меня… Да, я знаю, что много было произвола. Но я знаю кое-что и другое. Преступно арестовывать безвинных, но не менее преступно не арестовывать тех, кто покушается на власть народа, на то, что завоевано нами в эти годы.

– Дьюла покушается на власть народа?! – с болью и гневом вырвалось у нее.

– Да, он, Дьюла Хорват, считающий себя коммунистом, стал вольным и невольным сообщником…

– Сообщник? Чей? – перебила Жужанна.

– Потом все узнаешь.

– Критику обанкротившихся руководителей ты считаешь преступной деятельностью? Правда, эта критика с некоторым перехлестом…

– Вот в этом перехлесте все и дело, Жужи! – воскликнул Арпад. – Я больше, чем твой брат, имею право на критику ракошистов… Венгерские прислужники Берия каждый день смертно избивали меня, каждый день пытались выколотить душу… Смерти я не боялся. Одного я боялся: продолжения произвола. Вот какими были мои предсмертные мысли. Слышишь, Жужи?

Жужанна молчала. Ее тонкие бледные пальцы теребили, рвали кожаный поясок нарядного ярко-василькового платья. Странно выглядела она, несчастная, растерянная, раздавленная, в своем праздничном наряде, рассчитанном на счастливую невесту: в белых замшевых туфельках, старательно причесанная, надушенная.

– Ты меня слышишь, Жужи?

Жужанна вскочила, подбежала к окну, кулаком ударила по краю рамы, распахнула ее и, обернувшись к Арпаду, почти закричала, гневно и презрительно: