Вадим Полуян - Ослепительный нож

Внезапно для всех галицкий властелин подступил к старцу с поднятыми горе, трясущимися кулаками:

- Доколе посхимленные потомки бояр Лопотовых будут меня учить жить? Изведись отсель!

Монахи увлекли старца. Игумен с братией удалился.

- Проклятый племянник, в грех меня ввёл! - опомнившись, сокрушался Юрий Дмитриевич.

Фёдор Товарков не утерпел уколоть его:

- В Притчах Соломоновых сказано: «Как воробей вспорхнёт, как ласточка улетит, так незаслуженное проклятие не сбудется».

- А ещё в тех же Притчах, - не утерпел поддержать товарища Фёдор Лужа, - «у глупого тотчас же выкажется гнев его, а благоразумный скрывает оскорбления».

Тут лопнуло терпение безмолвствовавших из последних сил Косого с Шемякой.

- Если наш отец глуп, - закричал Косой, - то вы будете мертвы!

- Сгиньте с глаз! Истребим с жалкой вашей охраной! - вторил ему Шемяка.

Оба воеводы не заставили себя ждать. Кони их были наготове. И зарогаченная застава не помешала. Буйный клуб пыли пополз по Ярославской дороге в сторону Москвы.

Догонять неудачливых посольников распоряжения не последовало.

- Гдзе се бэньдзе можна зачшимаць на ноч? - спросила Всеволожу Бонедя.

- Где переночевать тебе? - Евфимия сжала руку полячки. - Там же, где и мне.

- Я провожу вас к покоям боярина Всеволожа, - пообещал Корнилий.

- А сам ты, светлый юноша, - спросила боярышня, - куда направишь стопы?

Их ангел-хранитель закинул голову и ушёл мечтательным взором в голубой мир небес.

- На моё счастье, - ответил он, - подвижник Григорий Пелшемский Божьим промыслом оказался здесь. Испрошу благословения вместе с ним добраться до Вологды. Он направит меня в обитель.

Втроём вошли в ворота монастыря. Евфимия истово трижды перекрестилась на золото крестов в голубизне неба. Бонедя, как агарянка, любопытно смотрела по сторонам.

- Опомнилась!.. Добралась!..

Иван Дмитрич прижал дочь к широкой груди, и она впервые за много месяцев почувствовала себя хорошо.

Покои боярина в монастырской гостевой хоромине состояли из двух палат, соединённых сенями, имели отдельный вход. В сенях и произошла встреча. Всеволож только что переоблачился в домашнее: поярковый колпак и сорочку, расшитую по воротнику и рукавам шёлком и золотом. При виде ослушной дочери на его лице и следа суровости не возникло. Радость покрыла всё.

Евфимия, оторвавшись от отцовой груди, обернулась. Корнилия уже не было. Насупленная по-сиротски Бонедя оставалась в сторонке.

- А, старая знакомка? - покосился на неё боярин. - А где Полагья?

- Полагья осталась дома. Пани Бонэдия охраняла меня в пути, - боярышня взяла наперсницу за руку, подвела к отцу.

- Этакая козявка учила тебя воинскому искусству! - скривился он. - Учила курица порося летать!

Бонедя надула губы.

- Пан се помылил!

- А, поняла? - усмехнулся боярин. - Ну дай Бог, коли ошибся. - И повелел обеим располагаться в его одрине, куда им доставят притороченную к сёдлам поклажу. Скоро предстояла вечеря в столовой палате, что через сени, напротив.

Старый московский слуга Кумганец принёс и развязал торока, подал умывание. Он, как показалось Евфимии, через край огорчён тем, что Полагья осталась дома.

По случаю великопостного времени вечеряли кислой капустой, белорыбицею со сливами, пирожками на конопляном масле и брусничной водой.

- Як се пани чуе? - по-кавалерски спросил Бонедю Всеволож.

- Дзенкуе добже, - ответила она.

- Прошэ до столу, - пригласил он. Видя, что капуста не тронута ею, спросил:

- Чы не смакуе пани?

- Кфасьна, - ответила она, принимаясь за белорыбицу.

- Чшэба добже зъесьць, - поощрил её боярин.

- То бардзо смачне, - откликнулась гостья, опустошая блюдо.

- Ковалэчэк хлеба? - предложил Иван Дмитрич. Так они изъяснялись миролюбиво и чинно, пока шляхтянка, допив воду, не поднялась и не объявила, что уже «питома», то есть сыта. Боярин не обратил внимания на нарушение порядка вставать из-за стола прежде хозяина. Тем более что Бонедя оправдалась усталостью, извинилась, прежде чем удалиться в ложню. Отец рад был остаться наедине с дочерью.

- Лба не перекрестила латынка, - проводил он взглядом ушедшую.

- Пятиперстием осенилась, на икону не глядя, - уточнила Евфимия.

- То-то, не глядя, - проворчал Всеволож. - На чужой стороне на многое не глядится. Вот ты не одобрила моего возбуяния против наших обидчиков, - продолжал он, нахмурясь. - А ведь нам грозит такое же нестроение, как и ляхам. И побегут наши боярышни да княжны в чужие край, и останутся сиротинками, как твоя шляхтянка.