Вадим Полуян - Ослепительный нож

Войско пришло в движение. Всеволожа поехала с Иваном Андреичем стремя в стремя.

- Как живут-поживают твои бояре Мамоны? - задала она давно мучивший вопрос.

- А, твои старые друзья? - подмигнул Иван. - Не от них ли выкрал тебя Косой в Новгороде Великом? Экое невезенье! Так в глубокую старину наши предки уводом добывали невест.

- Я ведь в шутку, - легко оправдался князь. - А скажи, положа руку на сердце: не почтёшь ли за чудо, что вторично из Васькина плена попадаешь к Василиусу? Вы с ним созданы друг для друга. Тут Божий перст!

- Ещё слово - и я отъеду, - подняла плеть Евфимия.

- Про Мамонов и не услышишь, - напомнил князь. - А ведь Андрей Дмитрия со своей Акилиной сейчас на Москве живут. Московский наместник, правда, у меня новый - Василий Шига. Однако я Мамонам природный князь. Хуле, возведённой на них, положил дерть и погреб. Пусть живут, где желают, овогда на Москве, овогда в уделе. Досталось мне батюшкино наследство - Бутов сад в Занеглименье. Предоставил им теремок в саду. Девок навезено из Нивн, что цветов в снопе. Андрей Дмитрии средь них, как в пчелиной колоде трутень, мудрит, чудачествует. Да ведь ты теперь их общество не пополнишь. Твой путь - в Кремль, во дворец. Ныне брат величал свою спасительницу наивысочайшими словами. Жаль, замужеству твоему он плохой споспешник. Близ него засидухой окончишь век.

- А твоей, Ивашечка, женитве кто чинит помешку? - отомстила колким взором и ехидным вопросом Всеволожа.

- Мать, - вздохнул Можайский. - Ей не по сердцу ни эта и ни та…

Постояние устроили в деревне Плесня. Избы чёрные, и впрямь заплесневелые. Зато стоят на нежно травяном опупке. Отсюда благостное зрелище на лес и реку. Как в праздник, заиграли скрипачи - колодезные журавли. И вытным духом задышали братские котлы над жаркими кострами. Евфимия была приглашена в великокняжеский шатёр, посажена с Василиусом.

- Тоскую по беседам нашим, - истиха признался он. - Поедем далее бок о бок, поговорим, как в Нижнем, помнишь?

Пусть память ничего приятного не подсказала, боярышня покорно опустила голову.

Обильно пиршествовали князья. Минуя костры простых дружинников, Всеволожа видела, как в котёл с водой бросалась полная ложка проса, чуть соли с перцем, лишь у иных добавлялась маленькая частица свиного мяса. При мыслях о таком вареве жирный кусок не лез в горло за великокняжеским пиром. Среди приглашённых, особо отличившихся в битве, не именитых дружинников, один встал по завершении пира и тихо сказал товарищу:

- Теперь можно воздержаться от пищи дня на два, на три.

После трапезы и опочива Всеволожа ехала рядом с великим князем. Он сообщил угрюмо:

- Первенец Марьин Юрий недавно предстал пред Богом.

Боярышня поспешила утешить своего государя:

- Прими скорьбь мою и надежду: Марьица вскоре сызнова одарит наследником.

- Марьица! - недовольно изрёк Василиус. - От тебя наследник был бы разумом выше, душой добрее.

Всеволожа поникла.

- Зря напомнил свои глаголы нижегородские. Стыд, и только. Не ввергай в огонь злоязычия. Довольно с меня и Нижнего.

- Чьё злоязычие? - привскочил в седле князь.

- Чьё ничьё, - не назвала боярышня Ивана Можайского. - Наперёд оставим срамные речи.

Василиус замолчал надолго.

Последнее постояние было в селе Стромынь. Евфимия ночевала в тиунском доме, в опрятной хозяйской боковуше.

Утром она впоследни трапезовала с великим князем.

- Дом Всеволожей тебе верну, - обещал Василиус - Зарыдалье тож. Место твоё отныне не вдали от меня, а близ. Матушке накажу, чтоб жаловала. Телом не быть с тобой, так хоть взорами, речью соприкасаться. Так велит душа. Мир в государстве теперь воздвижен, яко неколебимый столп. Твой совет поспособствует уберечь его от внезапных бурь. Виноват я перед Иваном Дмитричем и перед тобой. Поревнуем же обое, дабы Бог меня простил.

- Что будет с Васёнышем? - спросила Всеволожа.

- Головной казни избежит, - помрачнел Василиус - Тесного же заточения клятвопреступник не минует.

- Отпусти брата его Дмитрия Шемяку, - напомнила Евфимия.

- Отпущу при крепком докончании, чтобы по любви, вправду, без хитрости.

Попрощались до вечерней встречи во дворце. Обходительный Василиус препоручил почтительную Всеволожу заботам княжа воина Кожи.

Въезд великокняжеский в столицу был таким, как бы вернулся одолетель над самим царём Ордынским. От малинового звона всех колоколов воистину происходило благорастворение воз духов. Народ приветствовал возлюбенного венценосца. Летели шапки в небеса. Ликующие клики «Слава! Слава!» сливались от подградья до Кремля в сплошной неистовый звук: «Ва-ва-ва-ва-ва!»