Вадим Полуян - Ослепительный нож

- Сестричество и не мыслило переселяться из лесных глубин в стольный град. - Амма Гнева положила боярышне тельное к ухе, тесто из рыбной мякоти с приправою, запечённое в виде зайца. - Мы ведь тут без слуг. Сами хозяйствуем, сами служим. Вот сёстры и помогают. Эти затоскуют по лесу, придут другие.

- А я - вот она! - вошла в столовую палату Калиса. - Снадобье сотворила для нашего Аники-воина Кариоши.

Бунко смутился.

- Дрога, прикуси язык! - строго глянула на неё Бонедя.

- Пх!.. Вот так речи, пани Бонэдия! - поперхнулась от удивления Всеволожа.

- Муве трохэ по-росыйски, - зарделась шляхтянка-разбойница.

- Научилась от муженька, - пырскнула Янина.

- Поженились! - плеснула в ладоши боярышня.

- Не повенчались, - вздохнула амма Гнева. - Не хочет Бонедя принимать нашу веру.

- Ах, Акилина Гавриловна, перестаньте, - взмолилась полячка.

Евфимия поспешила переменить беседу:

- Что с тобой стряслось, Карион? Зачем снадобье?

- Не хотели с Бонедей тебя расстраивать, Евфимия Ивановна, - признался Бунко. - Ранен я. Второй год лечусь. Кажется, пошёл на поправку.

- Ранен? Где? - ополошилась боярышня.

- Помнишь, из Падуна отпустил нас с Калисой Василиус по твоей заступе с малою обережью? Мы были уже под Нивнами, когда внезапь напали шиши. Не смотри, что злодеи: все железом одеяны, были среди них меднощитники, копьеносцы, железострельники.

- Что есть железострельники? - спросила Всеволожа.

- Железно лучництфо, - пояснила Бонедя. - Счшэла деревянна, кончик железен.

- Именуется жёлезница, - продолжил Бунко. - Вот и угодили мне этою железницею под левую пазуху. Обережь перебили. Меня принесли, Калису же привели к своему атаману Взметню. Стал Взметень спрашивать: кто, откуда? Я в полу беспамятстве помянул боярышню Всеволожу. И - вот удача! - атаман обнял меня, как родного. Сам назвался Ядрейкой, твоим конюшим.

- Ядрейко! - вспомнила Евфимия.

- Взметень, - уточнил Бунко. - Нас разбойнички отпустили, да ещё с провожатыми. С тех пор Калиса пользует меня снадобьем на то место, где уязвило железце стрельное. Важную жилу зацепила стрела. Рука уже повинуется, однако пока с трудом.

- Что с Гориславой? - прервал рассказ Андрей Дмитрия.

- Пора уж ей быть, - заметила амма Гнева. Льнокудрая смуглянка Горислава встретилась Всеволоже сразу же у привратной кельицы, где вернувшаяся к Мамонам похищенница расцеловывалась с Богумилой. «У меня с утра губы зудят - к поцелуям!» - прижалась к ней в свою очередь Горислава, готовая тотчас исчезнуть. «Надолго ли и куда?» - успела спросить Евфимия. «Боярин послал к железнику. Тут недалече. Его торговое место в рукавичном ряду на проулке. С горы идучи, от шёлкового ряду к железному по левой стороне», - подробно объяснила Горислава. Евфимия обратила внимание на голые руки лесной сестрицы. Понадеялась торопыга на майское солнце и близкий путь. Выскочила в летнике, хоть и теплом, да с рукавами по локоть. А у Евфимьиной телогреи рукава до подола, а подол подшит мехом. Всеволожа успела накинуть на деву свою верхнюю сряду. «Ой, зачем же?» - воспротивилась та. «Май нынче с зимой поручкался, - застегнула на ней Евфимия все тридцать пуговиц телогреи. - Мы с тобою - рост в рост, худоба в худобу». Горислава вышла из ворот - истая боярышня!

Потом за поцеловками Всеволожа не думала о ней. Долго не высвобождала пестунью из материнских объятий Акилина Гавриловна. «На поцелуи, что на побои, - ни весу, ни меры», - приговаривала она. С пани Бонэдией лобызание происходило по-польски: «в плеча». За бурной встречею - жаркая баня, обильная задушевная трапеза, опросы да расспросы… И вот - Гориславы до сих пор нет.

- Ктура годзина? - спросила пани Бонедя.

- Пятнадцатый час, - определил Андрей Дмитрич по песочным часам.

- Скоро станет вечораться, - вздохнула Калиса.

- Ушла пшэт полуднем, - сказала Бонедя.

- Куда ты её послал? - сердито глянула Акилина Гавриловна на боярина.

- Почитай что рядом, - оправдывался Андрей Дмитрия. - К железнику Микулке Овдееву. Торгует железьем-ветошью. Большой мастер! Работает мелкие железные и медные вещи холодною ковкою, чеканкою, сверлом, напилком. Чужой замок отомкнёт, а ему ещё кланяются. Мне отменное аргалие изготовил, кровопустное железце. Я ему заказал лезвие для чукрея, тонкого ножа, вятское, ценой два алтына, две деньги.

- Далось тебе это лезвие! - ворчала Акилина Гавриловна.

Бунко молча встал и вышел.

- А вы преобразились на Москве, не то что у себя в лесу, - с восхищением оглядела прибранные головки лесных сестёр Всеволожа, пытаясь придать застольной беседе более приятное направление.