Вадим Полуян - Ослепительный нож

Все спешились.

- Несите больше свету, - распоряжался великий князь. - Подайте омовенье, а после - яства и питье. Пир зададим на славу. Свершился Божий суд! Пойдемте все в большой шатёр, - пригласил он воевод с князьями и полчанами. - Жаль, старший Юрьич вырвался из моих рук. Стало быть, смуте не конец. Однако же конец отныне близок. - Василиус взял за руку Евфимию. - Не сторонись нас, Евушка. Первый же заздравный кубок - за тебя!.. А войский вид тебе к лицу, - шепнул он в ухо.

- Князь Друцкой Иван Баба показал себя отменно, - похвалил выходца из Риги Иван Можайский. - Он по-литовски изрядил своих копейщиков.

- Как? - спросил Красный.

- Задние закладывают копья на плечи передним, - стал объяснять Иван. - Их копья длиньше, у передних же - короче…

- Где Иван Баба? Где Борис Тоболин?- всполошился великий князь.

- Пошли сугоном за Косым, - отозвался кто-то из полчан.

- Мы смяли их одним ударом, погнали, рассекли, - гордо вспоминал Можайский.

В большом шатре при изобилии свечей вожди-полчане, воеводы и князья кто по-татарски сели, кто, аки римские центурионы, возлегли у жарких яств, хмельных питий. Евфимия сидела между Красным и Васи-лиусом. И Неонилу настояла поместить поблизости. История побега их была уже до тонкости известна.

- Вся в батюшку! - хвалил Можайский. - Большое дело делаешь, как отрубаешь…

Кубки содвинулись… Вошёл Василий Кожа.

- Государь, тебя снаружи ждут Баба и Тоболин.

- Уф! Наконец-то! Пусть войдут, - взмахнул рукой Василиус.

Однако Кожа повторил, потупясь:

- Ждут снаружи. Все стали выходить.

Евфимия последней вышла и удивилась общему молчанию.

Потом увидела двух воевод, покрытых свежей кровью с голыми мечами в руках. Меж ними кмети держали вязня Васёныша. Простоволос, неокольчужен, рот окровавлен.

- Вспомнил, что на Ярославль он загодя послал вятчан, - рассказывал Тоболин. - Бросился за ним на Ярославскую дорогу и не ошибся. Наехал, гляжу: сиганул в лес. Я - за ним, начал кликать: «Ось, князь Василий Юрьевич!» А Иван Баба гонит уж его ко мне. Жаль, Вепрь сбежал.

- Допрыгался! - сказал Василиус.

- Ты одолетель. Я на твоём месте то же бы изрёк, - скривил в усмешке лик Косой.

- В Москву его! - велел великий князь. - За крепкою сторожей. В тесноту!

Все воротились за государем, скрывшемся в шатре. Иван Баба и Тоболин пошли опрянуться с тяжёлого пути. Евфимия стояла, как заворожённая. Кмети повели Васёныша. Он оглянулся.

- Спасибо, ведьма, - произнёс глухо. - Свободен! Наконец свободен от твоих чар. Тоску при мысли о тебе сменят проклятия…

На этот раз он был в крови от головы до пят не по делам своим, а вьяве.

Во втором часу дня, едва солнце показалось над лесом, Неонила вызвала Евфимию из шатра.

Стан давно пробудился. Полчане поезживали среди чёрных кострищ, блестя кольчужною чешуёй. Следили за сборами своих ратников. Путь предстоял приятный: дружине - на Москву, ополченцам - по своим волостям. Они споро приторочивали к сёдлам мешки, в коих, как знала Евфимия из рассказов воина Кожи, фунтов до десяти солёной свинины, толчёное просо, соль вперемежку с перцем, а также огниво и медный горшок. Боярышня не сразу заметила князя Дмитрия Красного. Он дожидался чуть одаль от шатра. Увидев её, подошёл, поклонился поясно.

- Здрава будь, Евфимия Ивановна!

- И ты здрав будь, Дмитрий Юрьич, - ответила она тем же.

Их взоры впились друг в друга, а уста онемели.

- Дозволь проститься, - промолвил наконец Дмитрий.

- Отъезжаешь в свой Галич? - замерев сердцем, спросила Евфимия.

Тотчас он предложит поехать вместе, и она согласится. Однако он произнёс:

- Даст Бог, свидимся. Всеволожа склонила голову.

- Дай-то Бог.

Неонила вышла из шатра с узелком. Обняла подругу свободной десницей, прижалась чело к челу.

- Мыслилось: ты - со мной, - сказала боярышня.

- Мне попутье с князь Дмитрием, - ответила Неонила. - Поищу близ Углича внедавне основанную женскую пустынь Рябову или Рябину. Там приму постриг.

- Ужли покинешь мир? - ужаснулась Евфимия.

- Людской мир покину, останусь в Божьем. Обе вдругожды ещё крепче обнялись.

Дмитрий порывисто шагнул к Всеволоже, чуть не дойдя, поклонился и отошёл с Неонилой.

Пуст и чужд стал московский стан, кишащий людьми. Едва Евфимия переоблачилась в сряду для верховой езды, шатерники разобрали и унесли временное жилище.

Княжеские дружины уже построились в конный поезд.

- Воложка! - крикнул Иван Можайский, как звал Евфимию в детстве. - Пристраивайся ко мне. Рад с тобою попутничать.