Юрий Андреев - Багряная летопись

— Написать-то написал, да отправлять не стал — Уфа-то под белыми. И что там с Наташей, что там с Тосей, что там с их госпиталем — кто его знает…

— Чудак! Ясное дело — вывезли. Ты письмишко-то отошли Анастасии Петровне, дворничихе, уж она-то новый адрес знает, она и перешлет. А слышь, Гришуля, может, госпиталь вывезли куда-нибудь к нам в Бузулук или, например, в Самару, а? Идешь по улице, шашка на боку, бинокль на груди, сапоги сияют, и вдруг навстречу — Наташа под ручку с Тосей, а? Слушай, а какого роста Тося-то? — заволновался щупловатый Володя.

— Какого? Ясное дело, небольшого, — авторитетно разъяснил Гриша. — У девушек всегда так: если сама высокая, так подруга у нее обязательно росточком поменьше.

— Ну, это хорошо, мне подходит, — успокоился Володя.

На ветку березы над ними сел крупный дрозд-рябинник, покружился, распустил хвост и самозабвенно запел-затрещал праздничную песню. Ратмир резко мотнул головой, и дрозд с треском взлетел на макушку дерева.

— Природа, — вздохнул Фролов. — В Питере этого не увидишь. Хотя вы, охотнички, конечно, к птицам привычные…

С наступлением сумерек начали седлать коней, подгонять амуницию, чтобы ничего не стукнуло, не брякнуло, и в темноте отряд выступил. За первые дна часа быстро прошли, минуя деревни, около двадцати верст и вышли на большак. Здесь повернули на восток и двинулись потише, поосторожней. Вот дорога сделала крутой поворот. С обеих сторон — канавы и густой кустарник. Метрах в трехстах начинался небольшой лесок. Четырех человек с лошадьми Гулин отправил туда: в лесок в случае неудачи должен был отойти весь отряд. Остальные разбились на две группы и залегли по разные стороны дороги. Задание было ясным: большую группу пропустить, малую — брать без стрельбы, для этого могли пригодиться погоны и французский язык Далматова. «Великое дело — охота! — думал Гриша. — Да разве лежал бы я так спокойно, нет — почти спокойно, не будь в прошлом лесных засад? На глухарином току тоже поначалу было страшно, волнуешься, а потом, как привыкнешь, уже быстро, сноровко подбегаешь на два-три шага под второе колено песни, уже ни о чем не думаешь, только бы не подшуметь, не вспугнуть…»

— Ваше благородие, — едва слышно прошептал Володька, — страшно тебе?

— Немного. А тебе?

— Аж трясет: не то от сырости, не то с непривычки.

— С непривычки, — шепнул Гриша. — Молчи.

— Ага. Молчу, — едва слышно согласился тот.

«Неужели кто-нибудь в схватке погибнет? А если я? Не станет меня — и все. Нет, не может быть!.. А почему не может быть? Все может быть. Жаль, не придется тогда увидать, каким же все станет после победы. А если поранят? Обезобразят? Наташа глянет — и содрогнется. Нет, она добрая, виду не покажет, но сама… Лучше смерть! Нет, лучше все-таки жизнь. И победа. А сейчас надо сделать все, как задумано. Обмануть, отвлечь, не вызвать подозрения у беляков… А если за ночь никто мимо не проедет? Плохо! Тогда придется весь день снова скрываться в лесу, затем все сначала…»

В это время Еремеич негромко сказал:

— Едут!

Далматов приложил ухо к земле и явственно услыхал невдалеке лошадиный топот. Крупными толчками забилось сердце. «Сейчас!»

— Не более пяти, — молвил Еремеич. — Приготовиться! Гриша, чтоб зубы им в случае чего заговорил.

«Ночь темная, — думал старый разведчик, — может быть, это только передовой дозор? Все равно, сцапать их да и прочь с дороги в лес подальше. Эх, только бы без шуму!»

Вот три темные фигуры всадников поравнялись с кустами. Гулин с той стороны гукнул по-заячьи, и в тот же миг одиннадцать человек молниеносно кинулись на троих, сдернули их и начали вязать им руки.

— А-а! — завопил один из них, ему закрыли рот, но тотчас забились изо всех сил и двое других. Пристукнуть? Еще в темноте убьешь…

— Ваше благородие, — Гулин поспешно забасил, взял руку под козырек, — никак ошибочка вышла: не красных, а своих повязали! — Пленники тотчас затихли.

— Сейчас проверим, — небрежным начальственным тоном отозвался Григорий и подошел к обезоруженному офицеру, которого, крепко держа, поставили перед ним на ноги. — Кто такие? Отвечать!

Офицер, сильный, рослый мужчина лет тридцати, тяжело дышал после борьбы, глаза даже в темноте светились злобой. Он вновь попытался расшвырять нависших на нем разведчиков и грубо выругался.

— Чтэ-э-э? С кем говоришь, красная скотина? — «возмутился» Григорий. — Отвечай, пока на месте не порубили!

Офицер слегка успокоился:

— Не там ищете, поручик! Красные верстах в сорока южнее. Немедленно прикажите отпустить меня и моих людей.