Юрий Андреев - Багряная летопись

— Да, за работу! Только за работу! — Куйбышев сел. — Извините, Федор Федорович.

— Я понимаю вас, Валерьян Владимирович. Я знаю, что такое потерять близкого друга. Примите мое горячее сочувствие. Больше ничего говорить не буду, здесь слова бессильны. Разрешите продолжать, Михаил Васильевич? — Новицкий поправил пенсне. — Было бы полезно учесть некоторые данные о соотношении сил по фронту, полученные войсковой, а также агентурной разведкой. Общее соотношение сил по фронту следующее (без учета резервов в тылу сторон): Красная Армия — 125 497 бойцов и командиров, армия Колчака — 137 684 солдата и офицера; орудий: Красная Армия — 422, армия Колчака — 352; пулеметов: Красная Армия — 2085, армия Колчака — 1361.

Из сказанного я делаю вывод, что подавляющего преимущества на Восточном фронте в живой силе противник не имеет. Формирующиеся в тылу у Колчака еще два корпуса все больше ввязываются в борьбу с сибирскими партизанами. По мере углубления армии Ханжина в наши порядки протяженность линии действующих войск будет расти, а значит, и плотность на каждую версту будет уменьшаться. Этого забывать нельзя.

С другой стороны, пока противник владеет инициативой, у него много возможностей. Выход Западной армии генерала Ханжина в направлении Бугуруслан — Бугульма, куда он стремится, создает угрозу нашим южным армиям, которые Колчак с выходом к Самаре может отрезать от центра и нашего общего тыла. Отсюда проистекают опасения Главкома и его предположения о возможности отступления за Волгу, как единственную естественную преграду, способную остановить армии Колчака, по его мнению.

Но эти опасения, по нашему с Михаилом Васильевичем мнению, преждевременны. Своим выдвижением к западу на сравнительно узком участке фронта Колчак сам ставит свою группировку под наши удары с юга, с запада и даже с севера, хотя там он стремится прикрыться рекой Камой.

Полагаю, что Колчак предпримет сейчас попытки опрокинуть Первую армию, а также наши Четвертую и Туркестанскую армии. Отсюда следует ожидать активности противника на этих участках в ближайшее время.

— Честно говоря, товарищи, мне неясно, на что рассчитывает Колчак? Начать генеральное наступление, не имея больших резервов? Не слишком ли надменная недооценка наших сил и переоценка своих? — Фрунзе развел руками.

— Я бы не спешил обвинять Колчака, — не торопясь ответил Берзин. — Во-первых, он исходит из уровня боеспособности и руководства наших дивизий на весну восемнадцатого года. Он не может себе представить наш рост за недели и месяцы, которые были равны для нас годам. Во-вторых, ему были обещаны поголовные восстания у нас в тылу — на направлении главного удара. Но крестьяне на мятежи не пошли, а кулацко-эсеровские вспышки мы погасили быстро. В-третьих, Колчак рассчитывал на массовые измены в рядах нашего командования, а их почти нет. Следовательно, надо говорить не о военном просчете Колчака, а прежде всего о политических просчетах в оценке обстановки. Так или не так?

— Резонно. Но не до конца, — живо возразил Фрунзе. — Неужели он и его генералы не понимали, что столь выдвинутая вперед группировка может легко быть атаковала с флангов? То есть ставка и на нашу недогадливость. В шахматах это называется некорректной комбинацией.

— Ну, так — согласился Берзин, — чего-чего, а корректности у Колчака не хватает. Однако начало он хорошо продумал, а дальше хочет проехать на панике и растерянности у нас. И не так уж это глупо: кое-кто у нас и впрямь заметался.

— Я безусловно поддерживаю Федора Федоровича в том, что ни о каком отходе за Волгу и разговора быть не может. Говорить об этом могут лишь люди чрезмерно пугливые либо недобросовестные. Что касается нас, давайте-ка детально займемся анализом обстановки, подумаем о возможных решениях.

Значит, вытянутый клин, который может оказаться над нами, — задумчиво промолвил Куйбышев. — Вот бы и рубануть его! Но только какими силами, где и когда?

— А на этот счет — какими силами и откуда — у Михаила Васильевича есть мысль, — живо возразил Новицкий. — Смотрите…

Свет в кабинете командарма горел далеко за полночь.

— Да как закричит она, сердечная, страшным криком, да как бросится на офицера этого прямо грудью. Стреляй в меня, кричит, гад проклятый, а раненых не тронь! Он и оробел, а она хвать у него из рук наган да захотела их всех пострелять. Ну, тут, конечно, ее схватили и давай в две нагайки лупцевать, а потом бросили в подвал со мной и Дуськой вместе. Сидим мы там, ждем смерти, и вот приходят солдаты, а она как глянула им в лицо, да как сказала: «Через нашу смерть и вам погибнуть», они сразу ружья опустили и говорят: «Ну их к етакой матери, пропадать еще из-за них, отведем-ка их лучше в тюрьму…»