Юрий Андреев - Багряная летопись

— Конечно же, далеко уступая Чапаеву, о котором ходят здесь легенды, Плясунков хотя бы внешне хочет походить на него. А про Чапаева мне артиллеристы сегодня такую историю рассказали: когда, говорят, Чапаева в семнадцатом году в партию принимали, секретарь Николаевского комитета его спрашивает: по какой, дескать, тебя, Василий Иванович, специальности можно для партии использовать? А Чапаев ответил так: специальностей у меня две: первая — я плотник высшего разряда. Так что если надобно по плотницкой части, я для партии с превеликим удовольствием помочь могу. А вторая моя специальность — это военное дело. Я его, говорит, очень хорошо превзошел.

— Да, какие только легенды о Чапаеве не ходят! Я вчера тоже от красноармейцев услышал, что Чапаева бывшие генералы нарочно в Москву отправили, а иначе Колчаку с красными войсками не справиться.

— Вот Плясунков, думаю, под Чапаева и играет, а сам-то слишком мал для избранной роли, — заключил Новицкий. — Я бы его снял с бригады немедленно и назначил бы в Самару — в запасной полк, под ваше постоянное наблюдение. Да и командиров его сменил бы, очень от них партизанщиной несет.

— Нет, Федор Федорович, ваше решение простое, внешне безошибочное, но отнюдь не выигрышное: ведь Плясунков наш, коренной наш человек, судя по всем данным! И надо сделать так, чтобы от всего сердца и со всем своим талантом он сражался за советскую власть, а не затаил на нее обиду.

— Товарищ командующий, вам срочный пакет, — доложил дежурный по штабу.

Фрунзе вынул бумагу. Первое, что бросилось в глаза, была размашистая подпись Плясункова. «Командарму-4, — прочел он вслух. — Предлагаю вам прибыть в шесть часов вечера на собрание командного и политического состава для дачи нам объяснения по поводу вашего нам выговора за парад. Комбриг Плясунков».

— Не может быть! — воскликнул Новицкий. — Разрешите, я сам прочту… Неслыханно! Это невиданная дерзость! Это… это… издевательство и бунт! Необходимо немедленно вызвать сюда Плясункова и арестовать его!

— И все-таки, Федор Федорович, это не будет оптимальным решением, выражаясь языком математики. Вы не хотите предположить, что кто-то очень ищет нашей горячности?

— Что же вы предполагаете делать? Ведь уже полшестого.

— Оставим без ответа. — И он углубился в разбор других личных дел. — Кстати, Федор Федорович, почему нет документов на вридкомиссара бригады Семенова? Что это за политическая фигура?..

А тем временем Семенов готовил помещение для собрания: под его руководством бойцы расставляли стулья. В первые ряды поставили кресла, затем венские стулья, потом табуретки и скамейки. Для командарма впереди, где обычно стоял стол для президиума, установили ненакрытый кухонный стол и два табурета. Сам Семенов, выпив для храбрости, кричал, командовал, носился из угла в угол. «Только бы не побоялся прийти, — думал он, — а там хоть кто-нибудь из троих назначенных верных людей пулю в него врежет! Главное, загодя поднять вопли, вызвать недовольство, а уж когда начнется заваруха, подымется крик и все встанут, тогда можно палить сколько влезет».

И хоть, казалось, все было организовано и продумано, его колотила нервная дрожь и он снова принимался кричать на бойцов.

К шести часам зал начал наполняться командирами и политработниками всех рангов. Вместе со всеми зашли и три сообщника Семенова, двое сели по разным углам, третий в центре, у прохода. Плясунков и Семенов уселись в золоченые кресла первого ряда, закурили махорку. Вскоре курили все в зале. Сизый едкий дым, смешавшись с запахом овчины, дегтя, пота, остро шибал в нос каждому вошедшему с мороза, и тот сам в свою очередь торопился завернуть «козью ножку» потолще, чтоб не слышать вони. Гудение голосов в зале постепенно перешло в шум. Хохот, матерщина, крики заставляли повышать голос любого, кто хотел что-либо сказать соседу.

— Опаздывают их благородие, — сплюнул на пол Семенов, взглянув на золотые часы, взятые из наградных. — Али струсили?

— А я вот пошлю за ним двух молодцов, и пусть приведут его — живого или мертвого, — распалился Плясунков. — Выговор а революционным командирам гражданин Фрунзе пекет легко, а ответ дать — кишка тонка! — Он подозвал к себе двух молодых командиров и вышел с ними из зала.

Семенов, повернувшись в кресле назад, прокричал:

— А командующий-то не едет! Струсил господин генерал!

В зале поднялся крик и хохот, кто-то в углу свистнул, из другого ему ответили, в центре издевательски заблеяли.