Юрий Андреев - Багряная летопись

Какое-то необъяснимое чувство заставило шагнуть Григория к пленному и тихо спросить его:

— Охрименко? Ты?

Сотник с ужасом обернулся всем туловищем к неизвестному ему — он мог голову дать наотрез! — высокому парню-красноармейцу.

— Он, — со всей определенностью сказал Далматов. — Он! Товарищи, это он звезды вырезал!

— Погоди. — Гулин положил свою руку на рукоять его шашки. — Если ты или кто другой эту шкуру хоть пальцем тронет — лично застрелю! Вы все меня знаете: сказал — сделаю! Понятно, Далматов? Вези его к Фрунзе.

— Вставай! — коротко приказал Григорий.

Охрименко исподлобья глянул на него, с надеждой посмотрел на Гулина и начал тяжело подниматься на ноги.

— Мы его всенародно судить будем, на людях, — сказал Гулин. — И казнить его будем на людях. А перед смертью он все нам расскажет, и жизнь его нам сейчас нужнее нужного.

Бойцы угрюмо отводили глаза.

— Так чтоб живого доставить!

— Пошли! — так же коротко приказал Далматов, вынимая наган из кобуры…

Стемнело, над рекой поднялся туман, и берег ожил: по всем дорогам к воде подвозили и тащили на руках плоты, лодки, боеприпасы. Связисты тянули провода, подтаскивали катушки кабеля. Из блиндажа недалеко от мыска вышли Фрунзе, Чапаев, Сиротинский.

— Ну что ж, Василий Иванович, операция вами продумана отлично, бойцы подготовлены. Пора и начинать.

— Есть начинать! — Чапаев козырнул, вскочил на коня, огрел его нагайкой и исчез в темноте, сопровождаемый неотлучным Исаевым.

Повсюду из кустов на воду вытаскивали плоты и лодки. На них устанавливали пулеметы, умело, без шума рассаживались и сразу же отталкивались от берега.

Из блиндажа выскочил дивизионный телефонист:

— Товарищ командующий, срочное сообщение от товарища Новицкого!

— Что еще? — Фрунзе зашел в блиндаж и при ярком свете керосиновой лампы прочел: «Только что получена телеграмма предреввоенсовета Троцкого требованием приостановить наступление реке Белая, перейти обороне. Две дивизии требует срочно переправить Южный фронт. Жду вашего решения. Новицкий».

— Пока я командующий Южной группой, к обороне я не перейду! Понятно? — яростно сказал Фрунзе.

— Понятно, — растерянно ответил телефонист.

Фрунзе глянул на него и сдержался. «Да он что, Троцкий, и впрямь работает адвокатом у Колчака, что ли?»

— Передавай, — сказал он. — «Чишма. Самара. Новицкому. Наступление продолжается. Форсирование реки Белой началось. Директиву предреввоенсовета прошу опротестовать у Ленина. Фрунзе». А сейчас срочно соедини меня с начальником артиллерии Троицким… Владимир Петрович? Фрунзе у аппарата. Сколько орудий сосредоточили для обеспечения переправ?.. Сорок восемь стволов. А напротив моста?.. Четыре батареи… Теперь слушайте мой приказ…

Это был тот самый час, когда Ханжин, нервничая, открыл совещание в своем штабе и Наташа начала детально переводить его распоряжения иностранным военным советникам.

Фрунзе вышел к реке. Лодки, плоты, два пароходика суетились на реке, перевозя бойцов на тот берег. На место отправленных подходили новые ротные колонны: 217-й и 220-й полки переправлялись на плацдарм, захваченный разведчиками.

— Товарищ командующий! Не хотите казачьего офицера допросить, который сегодня засаду устраивал?

— Очень интересно! Где он?..

Допрос, встречи с командирами, руководящими переправой, телефонный разговор с полевым штабом в Чишме, уточнение задач артиллерии — и вот взгляд на часы и пауза, перерыв: стоя на берегу, Фрунзе заслушался долгожданной отрадной музыкой — заговорили десятки артиллерийских стволов сразу.

— А далеко, пожалуй, слышно этот грохот, а, Василий Иванович?

— Почитай, до самого Омска достигнет, — живо откликнулся Чапаев, — не даст сегодня Колчаку сон досмотреть.

Утром восьмого июня Фрунзе узнал, что 220-й Иваново-Вознесенский полк, израсходовав боеприпасы и будучи контратакован двумя белогвардейскими полками, начал отступать к реке, оголяя фланг 217-го Пугачевского полка. Передав через помначштаба дивизии приказ Чапаеву немедленно наладить снабжение 220-го полка патронами, он решительно отправился к переправе. Гулин и еще десять бойцов по приказу помначштаба были прикомандированы к нему для личной охраны.

Перебравшись через Белую, Фрунзе поднялся на высокий откос. Стремительным наметом туда же прискакал Кутяков. Он спрыгнул около Фрунзе раньше, чем успел остановиться его быстроногий конь, и сердито закричал: