Люси Монтгомери - Энн из Зелёных Крыш

– Скажу я вам, так приятно присесть. Я целый день на ногах, а двести фунтов – приличный груз для таскания повсюду на двух ногах. Марилла, это истинное благословение не быть толстым. Я надеюсь, вы цените это. Энн, я слышала, ты решила отказаться от обучения в университете. Я действительно обрадовалась, услышав это. Ты уже получила столько образования, сколько необходимо женщине. Я не верю девушкам, которые учатся вместе с юношами и забивают себе головы латынью, греческим и подобной чепухой.

– Миссис Линд, но я всё равно собираюсь учить латынь и греческий. – Рассмеялась Энн. Я пройду университетский курс на дому, в Зелёных крышах, и выучу всё, что должна была пройти в колледже.

Миссис Линд подняла руки в праведном негодовании.

– Энн Ширли, ты замучаешь себя.

– Ничуть. Я преуспею в этом. Но я не собираюсь перенапрягаться. Как говорит жена мистера Аллана, я должна быть «умеренной». Но у меня будет много свободного времени зимними вечерами, а склонности к шитью у меня нет. Я собираюсь преподавать в Кармоди, вы слышали?

– Нет, я не знала. Я думала, что ты будешь преподавать здесь в Эйвонли. Попечители школьного совета решили отдать должность учителя тебе.

– Миссис Линд! – воскликнула Энн, вскакивая на ноги от удивления. – Почему же тогда я думала, что они обещали это место Гилберту Блайту?

– Так оно и было. Но как только Гилберт услышал, что ты подала заявление туда, он пошёл к ним – вчера вечером у них прошло заседание в школе, – и сказал, что забирает своё заявление и советует им принять твоё. Он сказал, что собирается преподавать в школе Уайт Сэндс. Естественно, он знал, как сильно ты хочешь остаться с Мариллой и я должна заметить, что это было очень благородно и чутко с его стороны. Это настоящее самопожертвование, так как он будет снимать жильё в Белых Песках и, как все знают, он собирается накопить денег на образование в университете. В общем, попечители решили взять тебя. Я до смерти обрадовалась, когда пришёл Томас и рассказал мне об этом.

– Я не думаю, что вправе принять это. – Пробормотала Энн. – Я хочу сказать, я не могу позволить Гилберту так жертвовать ради… ради меня.

– Думаю, ты не сможешь ему препятствовать сейчас. Он уже подписал договор с попечителями школы Уайт Сэндс. Поэтому твой отказ не принесёт ничего хорошего ему. Конечно, ты должна принять место. У тебя всё получится, ведь сейчас в школе нет никого из Паев. Джози была последней из них. Ну, и штучка, она была. За последние двадцать лет в Эйвонли училось много Паев, и, я думаю, их миссией было постоянно напоминать учителям, что Земля не является их домом. Да простит меня Господь. Что все эти вспышки и мигания на крыше у Барри означают?

– Это Диана сигналит мне, чтоб я пришла. Знаете, мы сохранили старый обычай. Простите меня. Я пока сбегаю и узнаю, что она хочет.

Энн сбежала, как лань, по склону, поросшему клевером, и исчезла в хвойной чаще Леса с Привидениями. Миссис Линд посмотрела ей вслед снисходительно.

– До некоторой степени она всё ещё ребёнок.

– Но в ней гораздо больше от женщины с другой стороны. – Возразила Марилла, к которой на мгновение вернулась прежняя суровость.

Но суровость больше не была отличительной чертой Мариллы. Как сказала миссис Линд Томасу тем вечером:

– Вот что я тебе скажу, Марилла Касберт смягчилась с возрастом.

На следующий вечер Энн пошла на маленькое кладбище Эйвонли, чтобы положить свежие цветы на могилу Метью и полить куст шотландских роз. Она задержалась там до наступления сумерек, наслаждаясь миром и покоем этого маленького уголка, тихим шелестом тополей, напоминающим дружескую беседу, и шепотом трав, растущих между могил. Когда она наконец спустилась по длинному холму к озеру Мерцающих Вод, солнце уже село и весь Эйвонли лежал перед ней в догорающей дымке дня, словно старинный городок, наполненный призраками. Свежий ветер наполнял воздух медовым ароматом клевера, растущего на поле. То тут, то там между деревьями мигали огоньки на фермах. Вдали лежало море, в фиолетовом тумане которого слышался непрерывный ропот. На западе небо мерцало великолепием красок, а пруд отображал всё это в приглушённых тонах своих вод. Красота этого зрелища заставила встрепенуться сердце Энн, и она с готовностью открыла свою душу навстречу.

– Старый добрый мир, – пробормотала она, – ты прекрасен и я так рада, что живу в тебе.

На половине тропинки, спускающейся с холма, показался высокий юноша, который что-то насвистывал у ворот усадьбы Блайтов. Это был Гилберт, и как только он узнал Энн, свист замер у него на губах. Он вежливо приподнял шляпу и прошёл бы мимо молча, если бы Энн не остановилась и не протянула руку.