Альфред Теннисон - Королевские идиллии

О рыцарях бесстрашных, разрубивших

Могучего дракона на куски.

Он так рассказывал, что все вокруг

Лежали иль сидели, рты раскрыв

От удивленья, до тех пор покуда

Не разгонял их сешеналь сэр Кей,

Как ветер неожиданный – листву.

А ежели случалось, что рабы

Вступали меж собой в соревнованье,

То Гарет на два ярда дальше всех

Бревно бросал иль камень. И когда

Шел рыцарский турнир, и сенешаль

Кивком давал рабам соизволенье

Взглянуть на поединок, Гарет первым

Бежал туда. И, глядя, как сшибались,

Волнам подобно, рыцари на поле,

И спотыкался добрый конь, и копья

Звенели, становился этот мальчик

Как будто захмелевшим от восторга.

Так месяц он провел среди рабов. [80]

Раскаяться успела Беллисента

За это время в том, что слово дать

Принудила его. И ощущая

От одиночества печаль на сердце,

Отправила – как раз посередине

Меж старою и новою луной —

Доспехи сыну своему, а так же

От слова данного – освобожденье.

Все это вскоре Гарет получил

От юноши – оруженосца Лота,

С которым вместе в детские года

Они нередко в рыцарей играли,

У дальнего ручья в песке сражались

И друг на дружку нападали рьяно.

От радости принц краской залился

Сильнее, чем девчонка от стыда,

И закричал, смеясь: «Из дыма я,

От сатанинских ног перенесен

Петру святому прямо на колени!

И все ж пока – молчок! Лишь Королю

Откроюсь я, и никому другому…

Ты ж в город отправляйся». И дождавшись,

Когда Король Артур один остался,

Ему всю правду Гарет рассказал.

«Я дома в схватке самого Гавейна

Чуть не свалил, и он сказал, что я

Вполне готов к турнирным поединкам.

Так возведи же в рыцари меня,

Но тайно! Разреши не открывать

Свое мне имя. Испытай меня.

И возгорюсь я как огонь из пепла!»

Тут на него так поглядел Король,

Что Гарет вспыхнул, рухнул на колени,

И руку Королю поцеловал.

И молвил государь: «Сын! Мать твоя

Великодушна столь, что дозволяет

Тебе остаться здесь и просит нас

Желанье сердца твоего исполнить.

Стать рыцарем моим ты хочешь? Ладно.

Но рыцари мои дают мне клятвы

Быть безгранично смелыми в бою

И безгранично верными в любви.

А более всего они клянутся

Во всем повиноваться Королю!»

Легко вскочив с коленей, крикнул Гарет:

«Король мой! Смелым быть я обещаю.

О том же, сколь во всем тебе послушен,

Спроси у сенешаля, сэра Кея,

Хозяина и пищи, и питья,

Под чьим не слишком ласковым присмотром

Тебе еду на кухне я готовлю.

Ну, а любить – еще я не любил,

Но полюблю, коль пожелает Бог».

Король ему: «Так в рыцари тебя

Мне тайно возвести? Согласен! Только

Славнейший наш собрат и друг вернейший,

Во всем мне равный, должен знать об этом».

«Пусть знает Ланселот! Пусть знает все

Храбрейший и вернейший!»

А Король:

«Зачем ты хочешь удивить людей?

Знай, рыцари мои ради меня

И ради подвига идут на подвиг,

А не для громкой славы».

Гарет крикнул:

«Не заслужил я разве пирога,

Что сам испек? Позволь свое мне имя

Взять вновь, когда его я заслужу!

Мой подвиг скажет сам: сей день пришел!»

С улыбкою великий государь [81]

Взял добродушно принца за плечо

И без большой охоты, ибо Гарет

Ему стал дорог, уступил ему.

Но тайно Ланселоту все ж сказал:

«Я Гарета желаю испытать.

Он в деле не проверен. И когда

Его отправлю я на испытанье,

Коня седлайте и за ним скачите,

Львов на щите прикрыв. Все нужно сделать,

Чтоб не был он захвачен иль убит».

А в эту пору в замке объявилась

Девица благородная. Ланиты

Как яблоневый цвет, и лоб – как майский,

Взгляд ястребиный, тонкий нос, чуть-чуть

Изогнутый, как лепесток цветка.

Она в сопровождении пажа

Приблизилась к Артуру и вскричала:

«Король мой, ты язычников разбил,

Пришла пора своей землей заняться!

У каждого моста, у каждой речки —

Разбойники. Любой владыка замка

На пару миль в округе – господин.

Как можешь ты, Король, сидеть спокойно?

Я отдыхать, на месте Короля,

Не стала бы до той поры, пока

Даже в глуши живущий знать не будет

Убийств кровавых, как не знает крови —

Той, самой лучшей, что грешно пролить —

Наряд, в каком ты ходишь к алтарю».

Король ответил: «Успокойся, дева!

Мы с рыцарями отдыха не знаем.

Мне дали клятву рыцари мои,

Что вскоре станет даже глухомань

Столь безопасной, сколь и эта зала.

Как звать тебя? И что желаешь ты?»