Сельма Лагерлёф - Сказание о Йосте Берлинге

Она уже присмотрела место: высоко на холме напротив церкви в Свартшё, оттуда открывается роскошный вид на окрестности. Это была ее затаенная мечта. Но о любви она даже слышать не хотела. Упаси Господи!

Если она, к примеру, летним вечером слышала звуки скрипки с перекрестка, делала большой крюк лесом. Опять собралась молодежь, скрипач устроился на перекладине забора и наигрывает на своей немудреной скрипке, а парни и девушки отплясывают польку. Нет уж, лучше не видеть и не слышать.

На второй день Рождества в домике госпожи Мореус обычно собирались пять-шесть деревенских невест. Всем известно: никто лучше госпожи Мореус и ее дочерей подвенечный наряд не сошьет. И каждый раз они доказывали, что не зря за ними идет такая слава: и миртовый венок, и подвенечная шелковая корона с вышитыми бисером узорами, роскошный шелковый же кушак, на груди – букет роз, сделанных так искусно, что их хотелось понюхать. Подол украшен гирляндой цветов из тафты, таких мелких, что вся окантовка напоминает сутаж. Восторг, да и только; но мамзель Мария никогда не спускалась вниз. Ей не хотелось смотреть на всю эту суету, потому что вся эта суета была во имя любви.

Но когда девицы Мореус зимними вечерами сидели у пяльцев и вышивали очередное покрывало, когда гостиная налево от прихожей лучилась домашним уютом, когда яблоки, подвешенные в камине, покрывались мелкими капельками пота, желтели и морщились, когда забежавший на огонек красавец Йоста Берлинг или добродушный Фердинанд помогали вдевать нитки в иголки и смешили девушек так, что стежки получались кривыми, когда непрерывно звенели смех и шутки и все откровенно предавались невинному флирту, мамзель Мария не выдерживала, сворачивала работу и уходила из дома. Она ненавидела все проявления любви, все пути, которые она, эта любовь, выбирает. Даже самые невинные.

Мамзель знала, какие беды приносит людям любовь. Она многое могла бы порассказать. Мало того, ей было удивительно, как она, эта любовь, до сих пор решается показываться на земле, как ее не отпугивают жалобы брошенных и проклятия бросивших, как она выносит стоны пленников, скованных ее цепями. Она не понимала, как ее, эту любовь, до сих пор держат крылья, почему она не рухнет раз и навсегда в пропасть, у которой нет ни имени, ни дна.

Нет, конечно, и мамзель Мария была молода когда-то, но и тогда она ненавидела любовь. Никогда не позволяла она увлечь себя танцами и флиртом, пусть даже шутливым.

Гитара, подарок матери, висела на чердаке уже много лет, расстроенная и пыльная. Она к ней почти не прикасалась и уж подавно не пела песен о любви. На окошке стоял розовый куст, тоже подарок матери, но поливала она его редко и неохотно. Она не любила цветы – символы любви. Среди пыльных веток сновали пауки, а о бутонах и говорить нечего – бутоны и тем более цветы не появлялись никогда.

А в цветнике госпожи Мореус пели птицы и порхали бабочки, цветы своими чарующими ароматами слали любовные послания висящим над ними пчелам. Но мамзель Мария никогда не заходила в цветник.

В один прекрасный день церковная община решила приобрести для церкви орган. Дело было летом, как раз в тот год, когда в Экебю правили кавалеры. Приехал молодой органных дел мастер – собрать орган дело непростое. Он тоже поселился у фру Мореус – в той же мансарде, что и мамзель Мария, но с другой стороны.

Когда орган был собран, выяснилось, что в регистре фагота он издает такой грозный рык, что мирно поющие псалмы дети начинали плакать горькими слезами.

Конечно, у прихожан появились сомнения – того ли они мастера пригласили? Но парень был настолько веселый и приветливый, с солнечным огоньком в глазах, что профессиональные промахи ему охотно простили. Для каждого находил доброе слово, для бедных и богатых, для стариков и детей. Он мгновенно подружился с семьей хозяйки… скажем так: даже больше, чем подружился.

Когда по вечерам он приходил с работы, он помогал фру Мореус мотать шерсть, с удовольствием работал вместе с девушками в розарии, декламировал «Акселя» и пел «Фритьофа» [20]. А сколько раз поднимал он вечно скатывающиеся с колен мамзель Марии клубки! Мало того, даже починил ей замершие много лет назад настенные часы!

Никогда он не уходил с бала, не потанцевав со всеми дамами, от почтенных матрон до юных дебютанток, а если что-то его огорчало, он присаживался к оказавшейся рядом женщине и поверял свои горести. Одним словом, мужчина, которого можно разве что намечтать. И хотя он никому не раздавал любовных авансов, через три недели после того, как он поселился в мансарде у фру Мореус, все три ее дочки в него влюбились. И даже мамзель Мария, бедная мамзель Мария вдруг осознала, что молитвы ее не были услышаны.