Олдос Хаксли - Шутовской хоровод. Эти опавшие листья

Она была сиротой. Свою мать она почти не помнит. Отец умер от гриппа, когда ей было пятнадцать лет. Один из его деловых друзей обычно навещал ее в школе, брал ее оттуда на праздники и покупал ей шоколадные конфеты. Она звала его «дядя Стэнли». Он торговал кожей, был толстый и веселый, и у него было красное лицо, очень белые зубы и блестящая лысина. Когда ей исполнилось семнадцать с половиной лет, он сделал ей предложение, и она сказала «да».

– Но почему? – допытывался Гамбрил. – Объясните, ради бога, почему?

– Он сказал, что возьмет меня в кругосветное путешествие; как раз в это время кончилась война. Вокруг света, понимаете? А мне надоела школа. Я ничего еще не понимала, а он был очень мил со мной; и он очень настаивал. Я не знала, что такое брак.

– Не знали?

Она покачала головой: это была чистая правда.

– Не имела ни малейшего представления.

И это в двадцатом веке! Вот случай, достойный учебника сексуальной психологии. «Миссис Эмили X., родившаяся в 1901 г., находилась в состоянии полной невинности и неведения в момент заключения перемирия, 11 ноября 1918 года», и т. д.

– И вы за него вышли?

Она кивнула.

– А дальше?

Она закрыла лицо руками. Она вздрогнула. Самозваный дядюшка, превратившись в законного мужа, стал требовать от нее исполнения супружеских обязанностей – пьяный. Она боролась с ним, она вырвалась и убежала и заперлась в одной из комнат. На вторую ночь их медового месяца он наградил ее синяком на лбу и укусом на левой груди, которая нарывала после этого несколько недель. На четвертую ночь, преисполнившись еще большей решимостью, он так грубо схватил ее за горло, что у нее лопнул кровеносный сосуд и кровь полилась изо рта на простыню. Самозваному дядюшке пришлось послать за доктором, и Эмили провела следующие несколько недель в больнице. Это было четыре года назад; муж пытался заставить ее вернуться к нему, но Эмили отказалась. У нее было небольшое состояние – она имела возможность отказаться. Самозваный дядюшка утешался с другими, более податливыми племянницами.

– И никто не пытался с тех пор ухаживать за вами? – спросил Гамбрил.

– О, пытались очень многие!

– И все безуспешно?

Она покачала головой.

– Я не люблю мужчин, – сказала она. – Они ужасно противные, большинство из них. Такие животные.

– Anch’io? [82] Я тоже? ( ит .)

– Что? – в недоумении переспросила она.

– Я тоже животное? – И он вдруг почувствовал, что со своей бородой он и вправду животное.

– Нет, – сказала Эмили после минутного колебания, – вы не такой. По крайней мере так мне кажется; хотя иногда, – добавила она простодушно, – иногда вы ведете себя так, что я сомневаюсь, действительно ли вы не такой.

Цельный Человек засмеялся.

– Не смейтесь так, – сказала она. – Это очень глупо.

– Вы совершенно правы, – сказал Гамбрил. – Это глупо.

А как она проводит время? Он продолжал изучать ее.

Да как сказать – она много читает; но большинство романов из библиотеки Бутса кажутся ей довольно-таки идиотскими.

– Все больше об одном и том же. О любви.

Цельный Человек пожал плечами.

– Такова жизнь.

– Тогда я скажу, что она не должна быть такой, – сказала Эмили.

Кроме того, когда она бывала за городом – а она часто уезжала из города, останавливаясь то в одном, то в другом городке, на неделю или даже на месяц, – каждый раз она совершала длинные прогулки. Молли не могла понять ее любви к природе; но она ее любила. Ей очень нравятся цветы. Она даже думает, что цветы нравятся ей больше, чем люди.

– Жаль, что я не умею рисовать, – сказала она. – Если бы я умела, я была бы очень счастлива: все время рисовала бы цветы. Но я не умею. – Она покачала головой. – На бумаге получается такая уродливая мазня; а у меня в голове или в полях они такие прелестные.

Гамбрил с большим знанием дела заговорил о флоре западного Суррея: о том, где можно найти салеп, и анемоны, и баранчики, о лесах, где растет настоящий дикий водосбор, о лучших местах, где водится росянка, о глинистых оползнях, где встречаются дикие желтые нарциссы. Все эти удивительные сведения выбивались ключом на поверхность его сознания из каких-то подземных источников памяти. Цветы! Теперь он по целым годам никогда не думал о цветах. Но его мать любила цветы. Каждую весну они уезжали на все лето в свой загородный коттедж. Все их прогулки, все их поездки в двуколке были охотой за цветами. И, разумеется, сын охотился за ними с такой же страстью, как мать. У него были целые альбомы засушенных цветов, он превращал их в мумии, положив в горячий песок, он составлял карты окрестностей, старательно раскрашивая разноцветной тушью места, где росли различные цветы. Как давно все это было! Невероятно давно! Много семян упало с тех пор на каменистую почву его ума, пышно разрастаясь ветвистыми деревьями и снова увядая, потому что их корням некуда было углубиться; много семян было посеяно и погибло с тех пор, как его мать посеяла семена диких цветов.