Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Дважды.

— Это был мой последний спуск, — сказал мистер Хеггенер. — Последний спуск в моей жизни. Погода стояла точно такая же, как сейчас. Чистое голубое небо, идеальный снег, безветрие. Ровно два года назад. Возможно, с точностью до дня. Я описал его где-то в моем дневнике. Все казалось мне по силам, как мальчишке. Я старался подходить к началу сезона в хорошей форме. Я уважаю горы и отношусь к ним серьезно. Осенью я взбирался на скалы, ежедневно по часу занимался гимнастикой, бегал… Не люблю хвастать, но все находили, что для моего возраста я катаюсь прекрасно. — Он говорил без жалости к себе, просто констатировал факт. — Да, я слегка покашливал, но не придавал этому никакого значения — думал, обычная простуда. У меня был удивительный проводник — невысокий крепкий швейцарец, уроженец Церматта. Он читал снег, как читают книгу. Оттенок и рельеф наста предупреждали его об угрозе лавины, о том, что снег может не выдержать собственного веса. С этим человеком я чувствовал себя в безопасности. Я не рисковал понапрасну. Я люблю горы, но, как уже говорил, отношусь к вам с уважением и не считаю, что за минутную радость стоит отдать жизнь.

Он пристально посмотрел на Майкла, словно догадываясь, что эти слова имели особый смысл для его собеседника.

— Мы поднялись на перевал Теодул; весь мир, кроме громады Маттерхорна, вершина которого скрывалась в клочьях облаков, лежал перед нами. Вы, вероятно, помните, что эта трасса считается одной из самых длинных в Европе. Склоны там открытые, они простираются выше лесов. Вам кажется, что можно катиться вечно, вокруг всей планеты, оторвавшись от нее, от ее проблем. Несколько часов радости… Приятно отдаться во власть иллюзий. Вы слышали о Кусто, французском исследователе глубин?

— Да. Я сам немного плаваю со скубой…

— Тогда вам, должно быть, знакомо его выражение «эйфория бездны».

— Да.

— Верьте французу, он нашел точные слова, — улыбнулся мистер Хеггенер. — В тот день под Маттерхорном я познал эйфорию высоты.

— Мне известно, что это такое, — задумчиво сказал Майкл, погрузившись в собственные воспоминания о свободном падении в воздухе, о том, как он, рискуя израсходовать весь запас кислорода, любовался на дне океана останками затонувших кораблей, среди которых плавали стайки разноцветных рыбешек. — Полеты на дельтаплане, затяжные прыжки с парашютом.

— Эйфория, — сказал мистер Хеггенер. — Даже само слово, одно лишь слово повергает вас в трепет. Оно ассоциируется только с дикой природой — вам не придет в голову употребить его, говоря об ощущениях, которые можно испытать в современном городе. Восторг, экстаз, но эйфория — никогда. Эйфория требует безмолвия.

Он молча сделал шагов двадцать, будто само это слово навевало тишину, только снег хрустел под их ботинками.

— Кусто тут верно подметил, — сказал наконец Хеггенер. — Вы рискуете утонуть, не справиться со скоростью, сорваться с горы, попасть под лавину — любая опасность возбуждает человека, обостряет его чувства. — Он едва заметно улыбнулся. — Теперь я стар, на лыжах не катаюсь и могу благоразумно рассуждать о том, что минутная радость не стоит отданной за нее жизни, но когда-то я вечно лез под лавины. В молодости у меня был друг, мой ровесник, великолепный лыжник, он именно так и погиб — катался в лавиноопасной зоне. Поиски заняли двадцать четыре часа. И все же, откопав этого человека, клянусь вам, мы увидели застывшую на его губах улыбку. Он, видно, мгновенно задохнулся снежной пылью — раньше, чем осознал опасность. Что ж, молодые люди отдают жизнь еще более дешево.

Он говорил мечтательно-грустно, но вдруг тон его резко изменился.

— Да, в то утро я слегка покашливал, — бесстрастно сказал он. — Днем, после восхитительного итальянского ленча, я вернулся в Церматт, и кашель усилился. Жена уговорила меня сходить к врачу. Доктор направил на рентген — в Альпах к легким всегда относятся настороженно — и поставил диагноз: туберкулез. В ранней стадии. «Через год вы снова станете на лыжи», — так он мне обещал. Но он ошибся. Наверное, это был не первый ошибочный прогноз в истории медицины. — Мистер Хеггенер пожал плечами, с несвойственным ему легкомыслием покрутил тросточку. — Поэтому сейчас я без лыж, хожу пешком.

Майкл остановился:

— Сколько миль отсюда до гостиницы?

Мистер Хеггенер удивленно посмотрел на Майкла:

— Мили полторы или чуть больше. Почему вы спрашиваете?

— Вы шли сюда всю дорогу пешком?