Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

В столовую вернулась Ева Хеггенер, ее длинное черное платье хлестало по ногам, жемчуга и золотая брошь сияли в каминном свете.

— Что-нибудь случилось? — спросил Хеггенер.

— Ничего, — ответила Ева. — Позвонила старая подруга из Бостона. Она просит оставить ей комнату на праздники. Ты их знаешь — Гортоны.

— Превосходная семья, — заметил Хеггенер. — Просто превосходная. А теперь, дорогая, буду тебе благодарен, если ты поможешь мне подняться по лестнице и включишь Брамса, пока мы готовимся ко сну. Да, Ева говорила мне, вы играете в триктрак. Давайте сыграем завтра партию-другую. А сейчас спокойной ночи, спасибо за прекрасный вечер.

— Это я должен вас благодарить, — сдержанно сказал Майкл. — Спокойной ночи, мадам. Спокойной ночи, сэр.

— Спокойной ночи, Майкл, — ответила Ева.

Хеггенер оперся на руку жены, плед сполз с его плеча, и Ева медленно повела мужа из столовой.

Майкл остался неподвижно сидеть за столом. «Ну и ну!» — сказал он себе.

Он услышал за спиной шаги и обернулся. Из кухни пришла Рита:

— Вам еще что-нибудь принести, мистер Сторз?

— Я думал, ты уже спишь.

— Не люблю оставлять в столовой людей. Вам что-нибудь?..

— Ничего, Рита, спасибо.

Рита начала убирать со стола.

— Вы чем-то расстроены, мистер Сторз? — спросила она.

— Я? — удивился он. — Из-за чего мне расстраиваться?

— Тогда спокойной ночи, мистер Сторз.

Взяв поднос с посудой, она повернулась, ушла и погасила свет.

Майкл не двигался. Затем он устало потер глаза. Вверху зазвучало вступление из «Вариаций на тему Паганини» Брамса. Он посмотрел на потолок, губы его тронула ироническая улыбка; Майкл уронил подбородок на грудь и замер, глядя на огонь и слушая доносившуюся с третьего этажа негромкую музыку.

— По твоей милости я час недоспал, — проворчал Калли, спускаясь на рассвете вместе с Майклом по ступенькам гостиницы.

Вершины гор уже порозовели, но долины оставались в тени. В кузове пикапа, принадлежавшего лыжной школе, лежали слаломные древки. Майкл уговорил Калли поставить их и проверить, может ли Рита спускаться через близко расставленные ворота. Майкл как-то провел с ней на горе целое утро и теперь хотел испытать девушку на настоящей слаломной трассе. Одно дело кататься просто так, пусть даже очень хорошо, а совсем другое — идти через ворота. Поэтому Калли попросил Хэролда Джонса включить подъемник на час раньше обычного, чтобы они могли посмотреть Риту, пока на склонах еще нет людей.

Майкл лег спать рано, он хотел утром быть свежим. Его никто не беспокоил. Хеггенеры по-прежнему жили в гостинице, на третьем этаже: мистер Хеггенер ждал, пока сменят обивку старинного кресла, купленного когда-то им самим, он заявил тоном капризного инвалида: «Хочу войти в квартиру, когда все будет стоять на своих местах и я смогу почувствовать себя по-настоящему дома».

Ева больше не наносила Майклу ночных визитов. Хеггенеры обедали у себя, Майкл ел в одиночестве, а вечера проводил за чтением. Один или два раза он издалека видел Хеггенера, прогуливающегося с тросточкой, но они не разговаривали. Поиграть в триктрак им также не доводилось.

Майкл пару раз катался с Евой, но она не упоминала о той беседе, которая состоялась между Майклом и Хеггенером во время обеда. Сторз также обходил эту тему, хотя часто размышлял о хрупком австрийце, хотел узнать о нем больше и одновременно боялся этого. Майкл не мог думать о Хеггенере как об американце. Ни один американец не признался бы в том, что он убил близкого друга за то, что тот унизил его жену.

Майкл начал давать Еве советы относительно ее стойки и распределения веса; педантичная, прекрасно владеющая собой и своим телом, миссис Хеггенер схватывала все на лету и как-то после особенно быстрого спуска задорно сказала:

— К концу сезона ты сделаешь из меня лыжницу.

— Но ты была ею еще до встречи со мной.

— Я хочу сказать — настоящую.

Калли ехал по ухабистой дороге; старый, со сломанными рессорами пикап подскакивал на буграх, обветренное лицо Дэвида искажала недовольная гримаса.

— Сам не понимаю, как тебе удалось уломать меня, — сердито сказал он — В жизни такого не делал.

— Послушай, Дейв, — начал Майкл, подпрыгивая на продавленном сиденье, — ребенок просто на седьмом небе от счастья.

— А я — нет, — заявил Калли.

Майкл заметил, что Калли боится показаться добрым и старается всякое проявление благородства представить как досадную неожиданность для самого себя.