Джозеф Конрад - Личное дело. Рассказы (сборник)

Внутри него грохотнуло так неистово, что могло бы и все сущее на куски разнести, а ничего не произошло. Они с женой стояли лицом к лицу в привычной комнате собственного дома. Который не рухнул. И все эти бесчисленные ряды жилищ, подпиравшие его дом справа и слева, выдержали натиск его страсти. Не шелохнувшись, они встретили его горе угрюмым безмолвием стен и непроницаемой и безукоризненной безучастностью закрытых дверей и занавешенных окон. Покой и тишина подавляли его, наступали, будто пара пособников стоящей перед ним невозмутимой и безмолвной женщины. И вдруг он оказался повержен. Его бессилие стало явным. И дыхание малодушного смирения, сквозившего в тонкой насмешке окружающего спокойствия, облегчило боль поражения.

«Этого в любом случае недостаточно. Я хочу знать больше – если ты, конечно, собираешься остаться», – произнес он с хладнокровием злодея.

«Мне больше нечего добавить», – грустно сказала она.

Это прозвучало настолько убедительно, что он ничего не ответил. Она продолжила:

«Ты не поймешь…»

«Неужели?» – тихо переспросил он. Алван стойко держался, дабы не разразиться воплями и проклятиями.

«Я старалась быть верной…» – снова начала она.

«А это что?» – воскликнул он, указывая на клочки письма.

«Это – это неверный шаг», – сказала она.

«Ясно, что неверный», – пробормотал он с горечью.

«Я старалась быть верной себе, Алван, и… честной с тобой…»

«Лучше бы ты постаралась быть верной мне, – перебил он раздраженно. – Я был верен тебе, а ты мне жизнь испортила – да и себе тоже…» После паузы он само собой вспомнил о своем уязвленном самолюбии и, повысив тон, возмущенно спросил: «И, скажи на милость, как долго ты водила меня за нос?»

Этот вопрос как будто выбил ее из колеи. Не дождавшись ответа, он принялся беспокойно расхаживать по комнате, то подходя к ней, то снова удаляясь в другой конец гардеробной.

«Я должен знать. Я полагаю, всем уже давно известно, кроме меня, – и это ты называешь честностью!»

«Я уже сказала: тут не о чем говорить, – нетвердо произнесла она, как будто каждое слово причиняло ей боль. – Ничего не было. Ты меня неправильно понял. С письма все началось, им же и закончилось».

«Закончилось? Как такое может закончиться?! – внезапно взорвался он. – Как ты не понимаешь? Я-то все… Началось…»

Он остановился и напряженно посмотрел ей в глаза, его желание увидеть, проникнуть, понять ее было так велико, что на время он даже перестал дышать.

«Господи!» – воскликнул он, застыв в полушаге от нее и не сводя с нее глаз. «Господи!» – медленно повторил он, и необъяснимая бесстрастность собственного голоса удивила его самого. «Господи – я ведь могу тебе поверить, – сейчас я готов поверить чему угодно!»

Он круто развернулся и принялся мерить шагами комнату с таким видом, будто сбросил груз, вынес себе окончательный приговор, который он не стал бы отменять, даже если бы мог. Она стояла как вкопанная, провожая взглядом его беспокойные передвижения, – он же старался на нее не смотреть. Она не сводила с него широко раскрытых глаз, вопрошающих, удивленных, сомневающихся.

«Этот хлыщ торчал у нас безвылазно, – выпалил он в смятении. – Он, верно, и ухлестывал за тобой прямо здесь – и, и…» Он понизил голос: «И ты ему позволяла».

«И я ему позволяла», – пробормотала она, вторя ему. Она говорила машинально, ее голос звучал как будто издалека, покорный, словно эхо.

Он дважды выпалил: «Ты! Ты!» – затем успокоился. «Что ты в нем нашла? – спросил он с неподдельным удивлением. – Женоподобный жирдяй. Как ты могла… Разве ты не была счастлива? Разве у тебя не было всего, что ты хотела? Давай откровенно, я что – обманул твои ожидания? Может, ты разочарована нашим положением в обществе или нашими перспективами? Тебе отлично известно, что они гораздо лучше, чем ты могла надеяться, выходя за меня замуж…»

Он забылся настолько, что в запале принялся даже слегка жестикулировать:

«Чего ты ждала от этого типа? Он же неудачник – форменный разгильдяй! Если бы не я … слышишь ты меня?.. если бы не мои деньги, он бы не знал, куда приткнуться. Родня знать его не желает. Да он гроша ломаного не стоит! Он, конечно, небесполезен, поэтому я… я думал тебе достанет ума разглядеть его… А ты… Нет! Это немыслимо! Что он тебе наплел? Что скажут люди – тебе наплевать? Распоясались! Неужели все женщины такие? Ты обо мне-то подумала? Я старался быть тебе хорошим мужем. Где я ошибся? Скажи мне – что я такого сделал?»