Жозе Эса де Кейрош - Преступление отца Амаро

– Великолепная гостиная, – почтительно вставил Мендес.

– А это далеко от собора? – спросил Амаро.

– В двух шагах. Можно ходить служить обедню в мягких туфлях. В доме есть молодая девушка, дочка сеньоры Жоаннеры, двадцати трех лет. Хорошенькая, немного капризная, но с хорошею душою… А вот и ваша улица.

Это была узкая улица с низкими, жалкими домами и тусклым фонарем в конце.

– А тут и ваш дворец! – оказал каноник, стучась в узкую дверь.

Из вестибюля шла наверх лестница со старинными чугунными перилами. Внизу и на площадке лестницы цвели кусты розмарина в деревянных кадках.

Сеньора Жоаннера ждала гостей на верху. Бледная, худая прислуга с веснушчатым лицом держала в руках керосиновую лампу, и фигура сеньоры Жоаннеры ясно выделялась на фоне выбеленной стены. Это была полная, грузная, высокого роста, женщина с очень белой кожей. Вокруг черных глаз виднелись уже морщинки. Вьющиеся волосы с красным бантом поредели над висками и у пробора, но руки и шея были красиво округлы, и платье очень опрятно.

– Вот ваш новый жилец, сеньора, – сказал Диас, поднимаясь по лестнице.

– Спасибо за честь, падре, большое спасибо. Вы, верно, очень устали с дороги. Сюда, пожалуйста. Осторожно, тут ступенечка вниз.

Она провела его в маленькую комнату с желтыми обоями. У стены стоял широкий, мягкий диван, а с другой стороны письменный стол с зеленым сукном.

– Это ваша гостиная, падре, – сказала сеньора Жоаннера. – Тут вы можете принимать гостей. А здесь, – продолжала она, открывая дверь в соседнюю комнату, – ваша спальня. Вот комод, шкаф для платья. – Она выдвинула несколько ящиков, похвалила постель, хлопнув рукою по упругим матрацам. – Здесь звонок. Требуйте прислугу всегда, когда вам угодно… Пожалуйте, вот ключики от комода… Может быть, желаете еще подушку? Одеяло только одно, но если вам угодно…

– Благодарю вас, не беспокойтесь, все прекрасно, сеньора, – ответил священник мягким, тихим голосом.

– Вы только скажите. Все, что можно, будет сейчас же исполнено.

– Ах, сударыня, – перебил ее Диас добродушным тоном. – Разве вы не понимаете, что ему прежде всего хочется поужинать теперь?

– Слушаюсь… ужин готов.

И она вышла поторопить прислугу.

Каноник тяжело опустился на диван и понюхал щепотку табаку.

– Славные комнаты, голубчик. Лучше и не найти.

– Мне всюду хорошо, отец-наставник, – сказал Амаро, надевая мягкия туфли. – В семинарии было много хуже. А в Ферао во время дождя у меня текло на постель.

Со стороны площади послышались звуки рожка. Амаро открыл окно. Ночь стояла темная. В городе было зловеще-тихо, точно под каменным сводом. Вдали у казарм били в барабан, со стен церкви Милосердия непрерывно слышался резкий крик филинов.

– Как это все печально, – сказал Амаро.

Но сеньора Жоаннера крикнула сверху, зовя их.

– Пожалуйте ужинать. Суп на столе.

– Пойдемте, пойдемте, вы, верно, на ногах еле держитесь от голода, Амаро, – сказал каноник, с трудом поднимаясь с дивана.

И, придержав Амаро за рукав рясы, он добавил:

– Вы увидите сейчас сами, какой чудный куриный бульон готовить эта дама. Хоть пальчики облизывай.

Посреди столовой, оклеенной темными обоями, стоял накрытый белою скатертью стол, с красивою посудою и стаканами, сверкавшими при ярком свете лампы под зеленым абажуром. От миски приятно пахло куриным бульоном, а на блюде дымилась жирная курица с белым, сочным рисом и репою. В стеклянном шкафу виднелся светлый фарфор. У окна стоял рояль, покрытый атласною выцветшею салфеткою. На кухне что-то жарили, и, почувствовав приятный запах, Амаро с наслаждением потер руки.

– Сюда, сюда пожалуйте. Там сквозит, – сказала сеньора Жоаннера, закрыв ставни у окон. – А вы, падре, не откушаете ли с нами, за компанию, – обратилась она к Диасу.

– Да уж разве за компанию, – весело ответил он и, сев за стол, развернул салфетку.

Сеньора Жоаннера поглядывала все время на приезжого. Он сидел с опущенною головою и молча ел, дуя на ложку. Волосы у него были черные, слегка вьющиеся, лицо смуглое, овальное, глаза большие, черные, с длинными ресницами.

Диас, не видевший его после семинарии, находил его возмужавшим и окрепшим.

– Какой вы были худенький тогда…

– Меня поправил горный воздух. – И он принялся рассказывать о своей печальной жизни в первом приходе, в маленьком горном местечке, где приходилось жить в зимнюю, суровую пору одному среди пастухов. Каноник наливал ему вино, высоко подняв бутылку, чтобы вино пенилось в стакане.