Каноник слыл богачем: в окрестностях Лерии у него были земли, сдававшиеся в аренду; на его званых обедах подавалась на жаркое индейка, и вино его 1815 года пользовалось заслуженною славою. Но самым выдающимся явлением в его жизни (явлением, вызывавшим немало толков и сплетен) была его давнишняя дружба с сеньорою Августою Каминьа, которую называли обыкновенно сеньорою Жоаннера, так как она была родом из Сан-Жоана-да-Фос. Сеньора Жоаннера жила на улице Милосердия и сдавала комнаты. У неё была дочь Амелия, двадцати трех лет, хорошенькая, здоровая девушка, пользовавшаяся большим успехом у молодежи.
Каноник Диас был очень доволен назначением Амаро Виера в Лерию. Всюду – в аптеке, на улице, в ризнице собора – он расхваливал его за успехи в семинарии, за скромность и послушание. Даже голос у молодого священника был, по словам Диаса, «одна прелесть».
Наконец, однажды он с удовольствием показал прислужнику собора, подобострастному и молчаливому, человеку, письмо, полученное им от Амаро Виера.
Это было в августе. Они гуляли вечером вместе у Нового моста. Отсюда открывался широкий и красивый вид. Вверх по реке тянулись низкие холмы, покрытые темно-зелеными сосновыми рощами. У подножья их были разбросаны белые, приветливые домики, оживлявшие пейзаж. По направлению к морю, куда река несла свои воды среди двух рядов бледных ив, расстилались широкия плодородные, залитые солнцем поля. Города почти не было видно с моста. Только один угол мрачного здания иезуитского собора и часть кладбищенской стены с темными, остроконечными кипарисами открывались из за крутой горы, поросшей густою растительностью, среди которой виднелись развалины старого замка.
От моста тянулся вдоль реки Старый Бульвар. Это было тихое, тенистое место. Диас и прислужник медленно прогуливались здесь, и каноник спрашивал у прислужника совета относительно письма Амаро Виера. Дело в том, что ему пришла в голову блестящая мысль. Амаро просил его в письме приискать для него помещение в центре города, недорогое и по возможности с мебелью; а главное, чтобы хозяева были почтенные люди. «Вы, наверно, понимаете, дорогой отец-наставник – писал Амаро, – что именно мне нужно. Мне не надо роскоши; спальни и маленькой приемной вполне достаточно. Хозяева должны быть тихие, приличные люди, чтобы не было скандалов и непомерных претензий. Я вполне полагаюсь на вашу опытность и буду глубоко признателен за все ваши хлопоты и труды».
– И вот, друг мой Мендес, план мой таков: поселить его на квартире у сеньоры Жоаннеры, – закончил каноник с самодовольным видом. – Блестящая идея, неправда-ли?
– Поистине блестящая! – согласился прислужник подобострастным тоном.
– У неё свободна комната внизу, смежная с нею гостиная и еще одна комнатка, которая может служить кабинетом. Мебель прекрасная, постельное белье тоже… И дело это для сеньоры Жоаннеры выгодное. За комнаты, белье, стол и прислугу она смело может спросить шестьсот рейс [1] 600 рейс – около 1 рубля 20 коп. Прим. пер.
в день. Кроме того, приятно, что в доме будет священник.
– Видите-ли, я не знаю, хорошо-ли это будет из-за Амелии, – робко заметил прислужник. – Пойдут, пожалуй, сплетни. Девушка, ведь, молодая. Новый священник, говорят, тоже молод…
Диас остановился.
– Все это ерунда! А разве отец Иоаким не живет под одною крышею с крестницею матери? А у священника Педрозо не живут разве невестка и её сестра, девятнадцатилетняя девушка? Я не вижу в этом никакой беды. Сеньора Жоаннера сдает комнаты, как всякая квартирная хозяйка. Ведь жил же у неё один чиновник несколько месяцев.
– Да, но это не священник, – возразил Мендес.
– Тем более, тем более! – воскликнул каноник. И, остановившись, он добавил конфиденциальным тоном: – Кроме того, это дело было-бы очень удобно для меня. Мне это выгодно, друг мой.
Наступило краткое молчание. Прислужник сказал, понизив голос:
– Конечно, вы делаете много добра сеньоре Жоаннере…
– Я делаю, что могу, дорогой мой, – возразил каноник и, помолчав немного, продолжал нежным, добродушно-веселым тоном: – Она стоит этого, вполне стоит. Это воплощенная доброта. Если я не явлюсь к ней утром ровно в девять часов, она уже мне себя от беспокойства. А когда я был болен в прошлом году, она даже похудела от горя. И как она внимательна ко мне! Когда у неё режут свинью, то лучшие куски идут мне – святому отцу, как она меня называет.
И глаза его засверкали глупым довольством.
Читать дальше