Наоми Френкель - Дом Леви

Автомобиль поднимается на стальной мост через канал, и за мостом – красивые ворота: «Фабрика литья железа Леви и сын». Ворота тоже облеплены листовками. На стене надпись – «Йуде Ицик!»

– Ни одного человека, – сдерживает дед свой гнев.

– Поднимемся в контору, – предлагает Гейнц.

– Сначала пройдем по фабрике, – командует дед.

Они выходят во двор. Рядом с шоссе – внутренний фабричный поезд, вагоны которого нагружены железной рудой, недалеко от поезда – стальной помост с прессом, который висит, как черный колокол, переставший действовать. Дед торопится к вагонам, наклоняет голову, словно вдыхает в себя аромат духов, снимает перчатки и щупает руду – тут он в своей тарелке. Господин Леви и Гейнц стоят в стороне и, молча, наблюдают за ним. Вот он уже у весовой площадки, там еще стоит грузовик, что служил сценой Хейни и его товарищам. Грузовик загружен частями железных ванн, светящихся белизной. Дед ударяет посохом по ваннам, оттуда вылетает стайка испуганных воробьев.

– Не могли хотя бы завершить работу, прежде чем бастовать?

– Что ты сказал, дед? – кричит Гейнц, не слыша, ибо ветер унес слова деда.

– Поднимемся в контору, – возвращается Гейнц к своему предложению.

– Зайдем к печам, в литейный цех, – командует дед.

– Зачем тебе туда идти, отец, там же никого нет, – говорит господин Леви. Ему тяжело стоять на ветру.

– Поднимись, Артур, поднимись, – добродушно улыбается дед, – а мы с Гейнцем придем позже.

– Поднимись, отец, – почти умоляет его Гейнц и протягивает ему связку ключей, – вот, ключ от твоего кабинета.

– Мой кабинет? – насмешливо вопрошает господин Леви, думая об этом кабинете, где на столе еще стоит пепельница деда, и Гейнц оттуда управляет фабрикой, а он сам давным-давно не переступал порог этого кабинета.

– Поднимусь в свой кабинет, – продолжает господин Леви сохранять насмешливый тон.

– Берегись холодного ветра, – остерегает его дед. Медленным шагом удаляется господин Леви, дед и Гейнц провожают его взглядами, как будто не могут двинуться с места, пока не исчезнет из их глаз эта высокая фигура в темной шубе. Теперь Гейнцу полегчало. Теперь он остался наедине с дедом. Теперь он сможет с ним свободно поговорить. Фабрика – его рук дело. Дед не пустит на ветер дело своей жизни. Дед стучит посохом по шоссейному покрытию, словно читает мысли внука и решительно их отметает.

Господин Леви доходит до статуи жабы и вдруг останавливается, словно желая передохнуть.

– Я передумал, – говорит он, возвращая связку ключей Гейнцу, – пройдусь и я по фабрике.

– Почему бы нет, – обрадовался дед, – пройдешься с нами.

Гейнц молчит и прячет ключи в карман.

У фабрики четверо ворот, широких, на стальных столбах. Запирают ворота тяжелые замки. Гейнц пытается открыть замок от входных ворот. Дед отдает посох господину Леви и идет на помощь Гейнцу. Каждый со своей стороны оттягивает створки тяжелых ворот.

Зайдя в большой черный зал, дед тут же сбрасывает шубу, свитер, и все это, вместе с посохом и шапкой, швыряет на железную вагонетку. Дед привычен к тому, что в литейном цеху сильная жара, и не хочет чувствовать, что воздух охладился, и вокруг плавильных печей носятся воробьи.

– Ты погляди на это! – сердито указывает дед на большую лужу железа, вытекшую из печи прямо на песок и затвердевшей на земле.

«Вина «Хейни пустого места», – думает про себя Гейнц, – это он отвечает за плавильные печи. Он это сделал».

– Это диверсия! – постановляет дед. – Преступная диверсия! Ты должен отдать под суд литейщика, ответственного за печи! В мое время такой субчик не переступил бы больше порог моей фабрики. Его надо уволить немедленно!

– Нет, дед, вероятнее всего, я этого не сделаю.

– Почему нет? Почему? – сердится дед. – В мое время рабочие не осмелились бы сделать такое.

«Кровь и железо, – быстро соображает господин Леви, – железо было его, а кровь – моя».

Господин Леви заходится в долгом и тяжелом кашле. Дед стучит по его спине и с тревогой смотрит ему в лицо, искривленное от кашля.

– Это пыль, Артур, – бормочет дед, – пыль, которая садится на легкие.

– Что ты там делаешь, Гейнц? – кричит дед.

Гейнц смотрит на холодные печи и видит перед собой Хейни, и тяжелая железная болванка вертится между его пальцами, как спичка. Это он открыл заслонку печи и вылил железо на землю. Смеялся Хейни среди огненной пляски пламени и облаков пара, а затем побежал во двор, чтобы взобраться на грузовик, заменяющий сцену. Гейнц прислушивается к тяжелому кашлю отца. «Процент литейщиков, болеющих туберкулезом, пугающе высок. А Хейни здоров, как бык, и никакой туберкулез его не берет».