Наоми Френкель - Дом Леви

– Не подбрасывай так машину, – просит господин Леви сына, и говорит деду. – Ночью упадет снег и покроет все.

– Снег! – упрекает дед сына. – Что с тобой сегодня, все время ты набрасываешься на погоду?

Доехали до постоялого двора, за которым стояли первые фабрики поселка. Недалеко отсюда фабрика «Леви и сына».

– Гейнц, – кричит дед, – Гейнц, приехали.

Но Гейнц не отвечает, голова его приподнята, спина напряжена: он обнаружил Хейни в охранении забастовщиков, стоящем у гостиницы, рядом с плакатом, написанным на белой ткани – «Забастовка литейщиков!» Хейни стоит в воротах, и на груди его плакат, на котором нарисован рабочий с красным знаменем в руках, идущий вперед, словно выпрыгивает из груди Хейни.

Около него группы рабочих, часть стоит у буфета, опираясь спинами о стекло окна, сплошь залепленного листовками и объявлениями для забастовщиков, часть сидит на покрытых известкой камнях мостовой. В обычные дни на этих камнях сидят женщины, подстерегающие в субботу мужей, чтобы не дать им войти в трактир при гостинице. Сегодня здесь сидят их мужья, как сменщики Хейни, ждущие, пока он устанет и передаст им дежурство. Но Хейни так быстро не устает, раз пришел его черед стоять на страже. Стойкости ему не занимать.

«Чего он стоит все время? – злится Гейнц, глядя на чисто выбритое и умытое лицо Хейни, – не может он, что ли, тоже, как остальные сидеть на камнях?»

Хейни знаком с черным автомобилем, кладет руку на плакат, снимает кепку и отвешивает уважительный поклон господину Леви, лицо которого увидел прижатым к стеклу окна автомобиля. Господин Леви машет в ответ рукой и кивает головой. В мгновение ока кепка возвращается на голову Хейни, а рука господина Леви – поверх шубы.

– Нечего его приветствовать с таким уважением, – упрекает Гейнц отца.

– Езжай быстрей! – поторапливает дед внука. – Именно здесь, мимо них ты не должен ползти. Ты должен ехать быстро. Пронестись мимо них!

Несколько метров за трактиром – островок оставшегося леса. Между деревьями – машины полицейских, закрывающие дорогу к фабрикам.

– Словно завеса встала сегодня между небом и землей, – как бы самому себе говорит господин Леви.

– Что с тобой сегодня, – кипит дед, – без конца думаешь о каких-то пустяках.

Полицейские останавливают автомобиль. Дед выходит к ним. Короткий разговор, и дед уже раздает им сигары.

Господин Леви смотрит на группу детей, стоящих с ведрами напротив полицейских, как гномы напротив великанов. Они просят полицейских пропустить их, чтобы собрать уголь. Полицейские возражают. Господин Леви открывает окно и машет рукой деду, дед всовывает голову в автомобиль.

– Спроси их, – просит господин Леви, – почему они не разрешают детям собрать уголь?

Но дед кривит лицо: у него есть дела поважней к блюстителям закона.

И дед уже машет на прощание своим новым друзьям, и возвращается в автомобиль. Одна из полицейских машин присоединяется в качестве сопровождения к черному автомобилю.

– Ха! – дед старается пошутить. – Не было еще случая, чтобы на мою фабрику сопровождал меня почетный караул…

Никто в автомобиле не улыбается его шутке.

– Что касается детей, Артур, я выполнил твою просьбу, спросил их. Полицейские говорят, что позавчера и вчера они разрешили им пройти, так дети расклеили листовки на стенах фабрик, они подстрекают не меньше, чем их отцы.

– Деяния отцов – пример для сыновей, – говорит господин Леви и смотрит на сына.

Черный автомобиль едет вдоль высокой и длинной стены. На стене – большие плакаты: «Забастовка! 140 000 литейщиков бастуют!», «Хлеб, свобода и власть!» Улица пуста. Полицейская машина движется им навстречу между зданиями фабрик. Водитель-полицейский приветствует гудком клаксона черный автомобиль и сопровождающий ее полицейский патруль. Гудок отдается эхом, как сигнал тревоги в безмолвии улицы. В автомобиле снова смолкла беседа. Даже дед, весело отнесшийся к оживлению, затих.

Район сталелитейных фабрик вымер. Дымовые трубы, как поднятые руки скелетов. Не дымят доменные печи. Пустые грузовики замерли рядами на стоянке. Черные горы отходов железа и кокса поднимают ввысь свои острые конусы над стенами. На горизонте – состав, пустые вагоны которого выглядят как выброшенные коробки из-под сигарет. И видит дед птиц, которые вернулись из изгнания с уходом человека, кружатся стаями вокруг доменных печей и огромных молотов.

– Нет ни одного человека, – говорит дед.

– Нет, – вздыхает господин Леви, – даже детей выгнали.