Наоми Френкель: Дикий цветок

Вообще, все изменения в жизни кибуца подносятся читателю с точки зрения дяди Соломона, одного из основателей кибуца. Он и объясняет общественное положение Адас в таком закрытом коллективе, каким является кибуц:

«Все они – Адас, Мойшеле, Рами, Рахамим, Юваль, все ее любовники – одного сорта: нет у них ни верности, ни измены. Меняют мужчин и меняют женщин, как нечто само собой разумеющееся. Не знают они ни трагедий, ни обманов, ни мучительных сердечных тайн, ни глубоких переживаний, ни боли измены. Все просто и открыто, все обычно, как делают все. Господи, больно мне за мою малышку. Красивое ее лицо обманчиво, как и весь грубый мир вокруг, где известна каждая звезда, висящая в пространстве…«(Глава седьмая).

Завершу свое небольшое вступление кульминацией романа в письме Мойшеле дяде Соломону в последней пятнадцатой главе романа. Это, по сути, виртуальное письмо, обращенное душой писательницы к своему Исраэлю, повествующее о духовной сила народа Израиля, народа преследуемого, подавляемого, и все же не сдавшегося своим страданиям. Силой страдания он вечно возрождался и не был побежден. В сущности, основой письма является рассказ о могилах старейшего еврейского кладбища в Вермейзе (ныне Вормс) в Германии, и в противовес ему описывается распространяющееся явление в атеистической среде государства Израиль: евреи не хотят быть евреями. Называют себя израильтянами в желании быть такими, как все народы.

Как у дочери ассимилированной еврейской семьи, как у дочери большой многочисленной семьи, ветви которой были обрублены в Катастрофе, Наоми Френкель особенно ревностно относится к попыткам сынов ее народа раствориться в чуждых ему культурах. Писательница обеспокоена иллюзией, возвращающейся не первый раз в истории евреев. Когда им открывают ворота, они склонны потерять свою идентичность в надежде, что антисемитизм исчезнет. Сама же она посвятила много лет изучению иудаизма. Историю народа Израиля и его страны она изучала на фоне истории народов, с которыми евреи вступали в прямой или косвенный контакт. Прямую поддержку в этом она получала от истинных мудрецов поколения. Это были уже упомянутые профессор Гершом Шалом, историк Хаим-Гилель Бен-Сасон, писатель Шмуэль Йосеф Агнон и, конечно же, в первую очередь, Исраэль Розенцвайг, который занимался исследованием диаспоры и освобождения народа у великого еврейского мыслителя позднего периода Ренессанса Рабби Иегуды Арье Модина.

Иудаизм является основой всех сочинений писательницы. Предки наши были изгнаны из Испании, она сама была изгнана из своего дома в Германии в 1934 году только потому, что она еврейка. Одиноким подростком, круглой сиротой она приехала в страну осуществить свою мечту.

«Страна Израиля восполнила мое сиротство», – не раз говорит она мне, и во взгляде ее видна боль, приносимая ей ассимиляцией и вырождением иудаизма именно в стране, которая должна быть символом возрождения иудаизма, с одной стороны, искрой глубокой веры в вечность иудаизма, с другой.

Доктор Ципи Кохави-Рейни

биограф писательницы Наоми Френкель.

Элимелех и Соломон подолгу следили за солнцем, которое восходило, закатывалось за гору, гуляло над равниной, кочуя по небу. Из-за утренних облаков являлось оно поверх горы, вершина которой озарялась чистейшим сиянием рассвета, и, после дневного своего странствия, добиралось до горных хребтов, высящихся на закате, чтоб спуститься за темной громадой горы, навек взирающей на противоположную гору в стороне восхода. Утром Элимелех и Соломон видели пальмы и слушали пустынную скуку равнины, чуть шуршащую в кронах пальм. На закате ветер посвистывал в широких ладонях пальмовых листьев. Это был великий час ветра. В эти минуты, когда день таял на глазах, ветер носился по равнинам и долинам, а они цепенели от звуков, от эха, несущегося со всех сторон, даже от отдаленных гор на горизонте. Гулял ветер по тропам, вздымал ввысь сухую, ставшую пылью, почву, и столбы тонкой этой пыли словно соревновались по высоте с пальмами. В часы захода солнца ветер вел пальмы по тропинкам неба долгой дорогой, длящейся с восхода до заката. В это время сидели Элимелех и Соломон у входа в палатку, у подножья горы со стороны восхода, глядя на закатное солнце, и Элимелех говорил Соломону: «Наш кибуц расположен между восходом и закатом».

Горы замыкали со всех сторон долину, которая в те дни была пустынной степью. Рассеченные глубокими ущельями скальные хребты, казалось, все время приближались к долине, скатывая к ней свои крутые склоны. У подножий били источники, вырываясь из скальных расселин и проливаясь в болото, которое отделяло горы от долины. Эти воды, смешиваясь землей, лишь увеличивали болото, а земля в долине оставалась сухой, как в пустыне. Один из родников бедуины называли «Источником «Почему?». Откуда это странное имя? Бедуины приходили в рощу около родника, распластывались на земле и вопрошали Аллаха: «Иа, Алла, почему родники эти бьют из гор, а до земли не доходят? Почему она должна умирать от засухи? Почему?»