Гор Видал - 1876

— Сила этой республики, — наставительно вещал я переливающимися французскими периодами в духе Шатобриана, — в том, что она находит вождей во всех классах общества, особенно в военное время. Естественно, вы скажете, — бедняжка ничего не собиралась говорить, — постоянно меняя лидеров, мы лишаемся возможности упрочить собственное величие и установить должную иерархию, но — никогда об этом не забывайте, — поступая таким образом, мы избегаем тиранического правления. — По-французски я могу говорить такие вещи часами. И в самом деле, однажды я даже состязался в Сент-Гратиене с романистом Флобером, к которому прилипло ласковое прозвище l’idiot. Послушав нас обоих в течение часа, меня — в роли глупенького добрячка Панглоса, и Флобера — в роли дурачка, с его восторженными тирадами, в которых не найти ни одной оригинальной мысли («Обожаю готику! Она так возвышает!») и которые произносятся с пугающим подергиванием лица и непроизвольными судорогами тела, принцесса Матильда приходила от нас обоих в неподдельный ужас. Когда кончился обед, французская дама исчезла — к вящему моему облегчению.

Дамы удалились, мужчины встали из-за стола. Меня разыскал барон Якоби.

— Я прихожу в отчаяние при мысли, что ваша дочь и вы, сэр, не намерены навсегда остаться в этом городе.

— Я тоже опечален. Нас здесь так восхитительно принимают. — Барон говорил по-немецки, я на этом языке объясняюсь не вполне свободно.

— Я, конечно, прочитал ваше эссе о последних днях императора Наполеона… — Уловив злые огоньки в глазах барона, я поспешил столкнуть его с этой дорожки.

— Абсолютная дребедень, — сказал я. — Но одним журналом «Нейшн» сыт не будешь.

— Я восхищен вашим «Кавуром». Я был знаком с ним. — Этот миниатюрный человечек удивительно начитан; он со знанием дела заговорил о Кавуре, упомянул старую мою статью в «Норт америкэн ревью», спросил, знаю ли я нынешнего редактора этого журнала. Я с ним не знаком.

— Блистательная личность, замечательный ученый-историк…

Нас прервал добродушный Блейн:

— Что это за странный язык я слышу?

Барон Якоби перешел на английский, сказал Блейну о нашем восхищении редактором «Норт америкэн ревью».

— Знаете ли, я слышал, что о его отце Чарлзе Френсисе Адамсе поговаривают как о возможном лидере вашей партии. В том случае, разумеется, если вас, мистер Блейн, не выберут в преемники генерала Гранта. — Для дипломата, подумал я, это довольно дерзкое замечание, но дерзость, очевидно, вполне в стиле барона Якоби.

— Мой дорогой барон, я понятия не имею, как и все прочие, за исключением всемогущего, достанется ли мне чаша сия и отопью ли я из нее. — Блейн умеет говорить в забавном комическом тоне, искусно пародируя витиеватую манеру речи американских государственных деятелей, напоминающую тирады торговцев снадобьями от змеиного яда на карнавалах и ярмарках. — Скажу вам кое-что. Если еще одного Адамса когда-нибудь выберут президентом, то он нанесет своей партии столь же смертельный удар, какой нанесли два предыдущих. Покажите мне президента Адамса, и я скажу вам, кто погубит любую партию.

Барона позвали, и на мгновение мы с Блейном остались вдвоем.

— Как, на ваш взгляд, будет вестись борьба на выборах? Вокруг каких проблем… генерал?

Блейн состроил комическую гримасу.

— Что вы, мистер Скайлер, какой я генерал! Во время последнего конфликта я всеми силами служил моей стране, издавая газету «Кеннебек джорнэл», поддерживая зажигательными передовыми статьями дело Союза штатов, а также наших бравых парней в синих мундирах.

Кеннебек вдруг напомнил мне экспедицию Бенедикта Арнольда в Канаду во время революции. Я сказал об этом Блейну. Он был заинтригован.

— В наших краях столько легенд ходит о генерале Арнольде. И об Аароне Бэрре, который был с ним рядом. Вы ведь, кажется, протеже полковника Бэрра? — Вежливый эвфемизм, часто употребляемый в печати. Я утвердительно’ кивнул и быстро переменил тему, заговорив о выборах.

— Разумеется, ваш дружок Тилден поднимет большой шум по поводу коррупции в Вашингтоне, и, должен сказать, после Бэбкока, Скенка, Белнэпа, разоблаченных подряд за такое короткое время, он сумеет набрать несколько очень важных очков. Но я не думаю, чтобы коррупция по-настоящему волновала наших избирателей.

— Что же их волнует?

Блейн кивнул в сторону коренастой фигуры президента, пленника гостей, жаждущих общения с ним, пленника своего высокого поста.

— Южане боятся северян. Северяне питают отвращение к южанам.