Гор Видал - 1876

— Мой бог! То есть я хотел сказать: мой генерал. Я вас не заметил.

— Ничего, мистер Блейн. Последнее время стало модно нападать на президента без предупреждения. — Лицо Гранта не потеряло своего ущемленно-изумленного выражения, но его шутка была мила и моментальна. Как я и думал, он вовсе не глуп. Однако я не был готов к его голосу, низкому и музыкальному, вовсе неожиданному у военного. Покойный князь д’Агрижентский, маршал Франции, кричал по-журавлиному, и его было слышно, думаю, от Москвы до самого Санкт-Петербурга (что он кричал? «Все назад!», наверное).

Гранты бок о бок прошествовали (в его случае точнее было бы сказать — проковыляли) в другой конец Восточной комнаты. Затем мы выстроились в очередь, чтобы представиться. За спиной президента стоял кто-то вроде церемониймейстера, который, когда мы проходили, шептал ему наши имена. Я с удовлетворением отметил, что Эмму представили первой из дам, поскольку маленький барон Якоби не имел намерения ее от себя отпускать, а он, как почетный гость, шел первым. Не имея ни титула, ни должности, я в числе последних удостоился прикосновения к президентской руке: кроме рукопожатий, эта церемония не сопровождалась более ничем.

Глядя на него вблизи, замечаешь, что у него по-прежнему настороженный взгляд, хотя острые голубые глаза ранних портретов затуманились от возраста. Волосы, должно быть, были когда-то ржаво-рыжими, теперь он почти совсем седой. Крупная бородавка на щеке — последнее, что замечаешь, проходя вперед, поскольку рот и подбородок полностью скрыты знаменитой, тщательно подстриженной бородой.

Отмечу, что президент был в смокинге. Не знаю почему, но я ожидал увидеть его в форме, украшенным доброй сотней медалей. Когда было названо мое имя, я понял, что ему отлично известно, кто я такой. Он нахмурился. Быть может, он одновременно и улыбнулся; трудно сказать — рта не видно. Он пробормотал нечто нечленораздельное. Скорее всего, это было «добрый вечер».

Я подошел к госпоже Грант. Небольшая, коренастая, Джулия Дент Грант — женщина простая с виду, глаза ее косятся друг на дружку, придавая лицу слегка озадаченное выражение, как будто один глаз недоумевающе вопрошает, почему второй смотрит на него так пристально. Точно такие же косящие глаза были у Джеймса Гордона Беннета-старшего, с той только разницей, что они были устремлены в небо.

— Я уже имела удовольствие познакомиться с вашей дочерью, княгиней, мистер Скайлер. — Она говорит слегка в нос и с довольно заметным южным акцентом (вообще-то она из Миссури), держится непринужденно.

— Вы были так добры, пригласив нас… — отвечал я учтиво и даже как бы слегка смущенно, чувствуя себя в этой комнате едва ли не предателем.

— Я также знаю, что вы оба более чем добры к моим друзьям генералу и госпоже Белнэп. — Это было сказано твердо и громче, чем следовало. Я посмотрел на президента. Он услышал и остался недоволен. Жестом всадника, передающего вожжи лакею, он направил гостя, который его приветствовал, к госпоже Грант, заставляя меня уступить ему место.

— Ты помнишь полковника Клейпула? — громко сказал президент, и полковник быстро оттеснил меня; госпожа Грант его помнила.

Вот и все о моей первой встрече с самым знаменитым генералом в мире. Должен сразу же сказать, что Грант произвел на меня не такое сильное впечатление, как Эндрю Джексон, чью руку я пожимал когда-то в этой же самой комнате. Я обнаружил в Гранте весьма странное, глубоко укоренившееся качество (да, я помню, что сказал Готорн о своем старом друге президенте Пирсе: он «глубок, глубок, глубок», хотя, конечно, Пирс был трижды поверхностен). Если Джексон был блистательный аристократ прерий, необычайно довольный собой и своим местом в истории, то Грант не глубок, но загадочен. Его мрачное, обиженное лицо резко противоречит уверенному голосу, быстрым умным глазам, которые одновременно привлекают и гонят прочь — печать военного гения, который почему-то не трансформировался в политический, как должно было произойти, потому что генералы вопреки легенде просто по характеру своей профессии отлично разбираются в политике.

Нас повели к столу. Государственная обеденная зала отражает вкус госпожи Грант: кошмарно богатая, витиеватая, сумеречная.

Мы сидели за огромным подковообразным столом. Мне досталось место более чем скромное. Справа от меня была жена французского дипломата (знамение судьбы?), слева — госпожа Гарфилд. У нее звучное имя Лукреция; эта властная женщина весьма привлекательна, рыжие волосы высоко взбиты вопреки преобладающей моде.