— Да, сэр. — На мгновение воцарилась тишина. Генерал Грант просто замолк. Рассказывают, что это его обычная тактика, имеющая целью поставить собеседника в положение обороняющейся стороны, а себя самого избавить как от скучного разговора, так и от риска сболтнуть лишнее. Однако вдруг президент — что совершенно нехарактерно для него, как позже заметил Гарфилд, — начал говорить, и притом весьма гладко:
— Для меня смысл обладания властью заключается просто в том, чтобы выполнить возложенную на меня миссию — любой ценой сохранить Союз штатов.
— Итак, используя власть, вы достигли намеченной цели.
— Да, но когда война кончилась, наступила своеобразная пауза; трудно сказать, конец ли это. Борьба продолжается другими средствами. Не правда ли, генерал? — Он повернулся к Гарфилду, который стал отвечать президенту столь красноречиво и оживленно, что я не запомнил ни одного его слова; я был всецело поглощен Грантом и пристально смотрел на него, точно надеялся увидеть некую внешнюю черту, магическую бородавку, что ли, которая помогла бы мне постичь этого человека.
— …как в случае с Санто-Доминго. — Эти слова я услышал, потому что они были более чем неуместны в разговоре с Грантом.
Президент нахмурился.
— Сэр, у нас было полное право интервенции в Санто-Доминго. И если бы меня не остановил конгресс, сегодня этот остров принадлежал бы нам и наслаждался процветанием. В конце концов, их собственный президент просил нас вмешаться.
Для сведения (приписка задним числом): как говорит Нордхофф, в начале правления грантовской администрации вездесущий Бэбкок совместно с продажным президентом Санто-Доминго разработал план аннексии этой страны Соединенными Штатами за кругленькую сумму, которая предназначалась президенту Санто-Доминго, Бэбкоку и (как уверяют политические противники) самому Гранту. Конгресс отказался платить, что привело Гранта в бешенство.
— Тогда возникло столько недоразумений, — примирительно сказал Гарфилд.
Осмелев от вина (и шестидесятитрехлетия: чего мне бояться кого бы то ни было? Особенно президента, который вот-вот станет бывшим), я сказал:
— Я всегда удивлялся, сэр, изменению вашей собственной позиции. Вы осудили войну сорок седьмого года с Мексикой, которая завершилась присоединением к Штатам мексиканских земель к северу от Рио-Гранде. А двадцать лет спустя вы хотели аннексировать Санто-Доминго, не спросив согласия народа этой страны.
Больше во время грантовской администрации меня в Белый дом не пригласят. Однако я полагаю, что мой невежливый, но в высшей степени уместный вызов вполне оправдан. По крайней мере я избежал обычных и утомительных рассуждений о лошадях: большинство людей вынуждены выслушивать их от этого хитрого, нарочито скучного маленького человека, который, на мой взгляд, подобно первому Бонапарту, абсолютно аморален, но в отличие от императора отягощен пуританским представлением о грехе и воздаянии. Эта комбинация способна кого угодно ввести в заблуждение.
Я удостоился пристального взгляда президента: глаза его внезапно прояснились, в них вспыхнул гнев. Гарфилд был явно обескуражен этим ièse-majesté [48] Оскорблением его величества (фр.).
.
Грант наконец ответил в характерной для него манере:
— Президент Мексики не просил нас вторгнуться в его страну и присоединить часть ее к Соединенным Штатам. Президент Санто-Доминго предложил мне свою страну за справедливую цену. Желая купить этот остров, я сделал то же самое, что Джефферсон, когда он согласился купить Луизиану, или Джонсон, когда согласился купить Аляску.
Аудиенция закончилась. Президент прошествовал в Красную гостиную, где царствовала миссис Грант.
— Ну и ну. — Гарфилд сокрушенно покачал головой. — Вот уж не думал, что кто-нибудь скажет такое генералу Гранту, да еще в Белом доме.
— Мои манеры оставляют желать лучшего, конечно. — Я уже говорил, что мое безрассудство объяснялось шестидесятитрехлетием; но ведь администрация Гранта неизбежно станет главной мишенью губернатора Тилдена, и я должен по мере сил содействовать подготовке обвинительного заключения. — Мне было любопытно. Да и он первый в некотором смысле затронул эту тему, упомянув о Бисмарке.
Мы проследовали за остальными гостями в Красную гостиную.
— Никогда не слышал, чтобы его заставили оправдываться.
— Это привилегия, генерал, историка и человека преклонных лет.
К счастью, пока я наглухо закрывал для себя двери Белого дома, Эмма — для себя — распахивала их настежь. Миссис Грант восхищена ею, и скоро Эмма будет приглашена на дневной раут для дам.
Читать дальше