Софья Могилевская - Марка страны Гонделупы

Даже мамочка немножко бывает забыта.

Но в это утро все было как-то не так.

— Какие у нас на сегодня планы? — сказал папа, когда они все трое сидели за столом, такие вымытые, нарядные, настоящие выходные!

— Не знаю, — вяло промямлил Петрик, откусывая пирожок, — можно пойти в кино…

Даже пирожки не доставили ему удовольствия, хотя это были его самые любимые пирожки — печеные, с начинкой из ливера.

Он все думал и думал только о стране Гонделупе. Даже пирожки представлялись ему чем-то вроде горных хребтов в этой самой стране. И какао в блюдце казалось ему коричневым морем у какого-нибудь гонделупского берега. А пенка, которая плавала в блюдце, разве не была она похожа на пиратский корабль?

Петрик подогнал пенку ложечкой к краю — вот корабль пристал к берегу. Пираты высадились. Теперь они пойдут искать клад.

— Петрик, ну что ты возишься? — сердито сказала мама. — Выпей и отправляйся гулять…

— Сейчас, — сказал Петрик, сунул в рот весь пирожок, хлебнул из блюдца какао и проглотил пиратский корабль вместе со всеми пиратами. Так им и надо!

Хорошо, когда снег пахнет весной, а вишневые ветки стряхивают белые хлопья и кажется, будто они цветут.

Хорошо, когда небо синее, а солнце золотое и так греет, что все перекладины на лесенке, прислоненной к крыше сарая, потемнели и стали мокрыми. А с ледяных сосулек капает, и они уменьшаются прямо на глазах…

Вот что может наделать ветер, когда он дует с юга! Или это уже весна?

Превосходное утро было в это воскресенье! Неужели это вчера был такой мороз?

Воробушки славно чирикали, а Петрику было скучно и нечего делать. Он побродил около крылечка, потыкал в снег лопаткой. Но все это было совсем неинтересно.

Не посмотреть ли, что делает Опанас?

В щелку забора отлично виден соседский двор.

А ну, что там у них делается?

Кажется, это Петро с Грицком дрова колют. В одних рубашках! Ого! Как от них пар валит! Неужели уже наступила весна? Нужно поскорее развязать шарф…

Опанас с близнецами расчищают дорожку. Уже от калитки до крыльца размели. Теперь им осталось от крыльца к сараю. Ух, как здорово Опанас метет!

А это кто вышел на крыльцо?

Остап. С половиками. Наверное, помогает матери убирать дом. Сейчас будет трясти. Фу, какая пыль!

Почему это ему никогда не дают трясти половиков?

— Панька, давай метлу! — кричит Остап. — Я по ним трошки снегом пройдусь…

— Не дам! — кричит Опанас. — Можешь в сарае брать.

— Я тебе покажу сарай! — кричит Остап. — Давай метлу!

Он хватает метлу и тянет к себе. Но не так-то легко что-нибудь отнять у Опанаса. В метлу вцепляются близнецы, все трое орут на весь двор.

Петрик приникает к щелке в заборе. Уж он бы показал, как отнимать у Опанаса метлу… Уж он бы так показал…

Остапу ничего не стоит справиться со всей тройкой. Но лучше не связываться: себе дороже.

И через мгновение на соседнем дворе мир и спокойствие. Остап трусит один половик прямо об снег. Близнецы смотрят, разинув круглые рты. Опанас же с увлечением колотит метлой по второму половику.

Петрику стало грустно.

Он вздохнул и с легкой завистью отошел от забора.

У Кирилки тоже пеклись пироги. Таков был обычай в этом поселке: по воскресным дням обязательно все хозяйки занимались пирогами.

На примусе стояла алюминиевая миска с подсолнечным маслом. Масло кипело ключом, а Кирилкина тетка опускала в него пироги.

Ее сын Генечка влез на стул. Он запихивал в рот горячий пирог. Он обжигался и урчал, как щенок, а масло стекало по подбородку прямо на рубашку.

— У, негодный, — нежно ворчала тетка, — только одела во все чистое…

Кирилка сидел возле окна на своем любимом месте и думал. Он думал, как это все удивительно устроено на свете: тетка опускает в горячее масло пирожки, плоские, как лепешки, а вытаскивает такие пузатые и огромные, вроде розовых поросят. И как так может получиться, чтобы они сами по себе вырастали?

И еще он думал, что после чая с пирогами нужно сходить к Опанасу. Раз дядя дал пятьдесят копеек, можно вместе пойти в кино.

«А Петрик, наверное, с Левой?!» вдруг подумал Кирилка и вздохнул.

С Опанасом хорошо дружить, но вместе было еще лучше.

— Оглох, что ли? — услыхал он теткин голос. — Третий раз кричу… Сбегай в «Гастроном».

Кирилка поднял на тетку непонимающие глаза.

— В «Гастроном»? Зачем?

— Купишь чаю… Смотри не потеряй тридцатку… других нет… Купишь самый махонький, за рубль семьдесят пять… Грузинский.