Софья Могилевская - Марка страны Гонделупы

И пока он все это говорил, он растирал глаза, щеки, нос, рот, подбородок сразу двумя носовыми платками и становился все чумазее и грязнее.

— Это он от моего платка! — в восторге кричал Опанас. — И грязный же у меня носовой платок! Ух, грязный…

Действительно, Кирилка получился такой замызганный, что после небольшого совещания мальчики решили отправиться сначала к Петрику, чтобы Кирилке хорошенько помыться, прежде чем итти домой.

Кому первому пришла в голову эта мысль, трудно установить. Петрик на весь дом клялся, что в тот самый момент, когда мама зажгла в столовой лампу с зеленым абажуром, в тот самый миг при одном только взгляде на зеленый абажур он, Петрик, все и придумал. Все с начала и до конца.

Опанас же решительно настаивал, что это он, он самый первый до всего додумался. А лампа и зеленый абажур тут решительно ни при чем. Потому что довольно-таки странно, чтобы от абажура, пусть даже от зеленого, в голову приходили какие-нибудь мысли.

Что касается Кирилки, то Кирилка во время этих споров скромно молчал. Он слушал, как спорят Петрик и Опанас, и тихонько вздыхал. Ну не все ли равно, кто первый?

И мама тоже только улыбалась. И ей, конечно, было все равно, кто первый, кто второй, кто третий…

После того, как мальчики, захлебываясь от волнения, со всеми подробностями рассказали маме историю и приключения портфеля, и после того, как мама сама посмотрела портфель, все его двенадцать отделений, два замка, два ключа, два ремня и все остальное, после всего этого Петрик заявил:

— Теперь мы все дружим! Это тот мальчик, который сидит со мной на парте. Знаешь?

— Конечно, знаю! — воскликнула мама. — Его зовут Кирилка.

— Да! — хором ответили мальчики.

— Это очень хорошо, раз вы дружите, — сказала мама. — Раздевайтесь скорее… Сейчас же мойте руки, и будем завтракать…

А развязывая Кирилкин шарф и стаскивая с него шапку, мама прибавила:

— У меня такая вкусная гречневая каша, вы все пальчики оближете!

— Гречневая! — взвизгнул Петрик. — Ох, до чего же у меня разыгрался аппетит!

— У меня тоже ничего себе… играет! — буркнул Опанас, ладошками поглаживая живот.

— И у меня! — всем на удивление, тоненько пискнул Кирилка.

Но при этом он так смутился, что его желтенькие веснущатые щеки залил пунцовый румянец и откуда ни возьмись на них засияли две прехорошенькие круглые ямочки. Кто бы мог подумать, что Кирилка может так славно улыбаться?

Да и как можно было, чтобы аппетит оставался спокоен, когда на столе вдруг появились три тарелки, до краев полнехонькие гречневой кашей, и три кружки, тоже до краев полнехонькие горячим молоком, и три блюдца клюквенного киселя, и три ложки для еды, и вдобавок полная хлебница такого вкусного украинского хлеба с такой вкусной хрустящей корочкой, что при виде одной только этой корочки аппетит должен был не только играть, а прямо бушевать.

После завтрака Кирилка, Петрик и Опанас занялись оловянными солдатиками и полностью забыли обо всем. И о том, что они первоклассники. И о том, что завтра школа. И даже о том, что пора бы все-таки приниматься за уроки…

Петрик, ползая на животе по полу, распоряжался наступлением пехоты и конницы, Опанас рокотал моторами двух самолетов, а Кирилка безостановочно верещал: «Пиф-паф! Пиф-паф!», что должно было означать сокрушительный огонь зенитной артиллерии. В самый разгар военных действий мама повернула выключатель, и нежно-зеленый свет засиял в комнате.

— Мальчики, — сказала мама, — разве на завтра ничего не задано?

Мальчики испуганно переглянулись.

— Кажется, мы совсем забыли про уроки, — растерянно прошептал Петрик.

А Кирилка так взволновался, что не сразу отыскал свой портфель, хотя сам положил его на очень видное место, прямо в столовой на диван.

Только Опанас не потерял своего невозмутимого спокойствия.

— Об чем разговор? Не сделали, так сделаем…

— Конечно, — сказала мама. — Книжки с вами? И тетрадки тоже?.. Садитесь и делайте!

— Всем вместе? — удивился Петрик.

— Почему же нет?

— Где? — еще удивленнее проговорил Петрик.

— Конечно, на столе, — сказала мама. — Где же еще?

— У нас? — воскликнул Петрик, причем глаза и рот у него сделались круглыми от удивления.

— А что? — воскликнул Опанас. — Очень даже удобный стол для уроков.

— Опанас сядет здесь, — воскликнул Петрик, — я тут… Кирилка там…

— И можно каждый день… — весело пискнул Кирилка. — Каждый-каждый день… всем вместе.