Николай Кузьмин - Где найдёшь, где потеряешь (Повести)

— Боря, Боренька, что с тобой, что происходит, не пойму? Ты куда бегал, зачем? Я же чувствую, — и так далее… А под конец, не добившись ответа, она пригрозила: — Ах так? Приду с работы — хуже будет!

Нет, подумалось Борьке, хуже не будет. Хуже просто не может быть. Бедная, бедная мама! Что, если узнает? Надо сматываться из дому. Надо сгинуть навсегда, насовсем… И он заплакал втихую, жалея себя, и маму, и брата Сережку, которого никто больше не отведет на киноутренник в воскресенье, не научит как следует кататься с горки на лыжах и вообще не защитит…

Тем временем мама ушла, а несчастный братишка, не зная пока своего несчастья, вернулся в комнату, канючить стал:

— Боря, Бо-о-орь! Вставай. Боря, Бо-о-орь! Пойдем на Зимний стадион, ты обещал два раза.

Боясь показать свое раскисшее лицо, Борька из-под одеяла пообещал в третий раз, только позднее, мол. Сережка поверил и отправился временно гулять во двор. Все вокруг стихло. Лишь бубнило радио за стенкой, бренчали посудой на кухне, а так — ничего. И тогда Борька расплакался в полную душу, не сдерживаясь. Ах как он плакал, как плакал!.. Без преувеличения, настоящие струи теплой соленой влаги лились по его щекам, лились и лились нескончаемым, неудержным потоком. И было это удивительно, и горько, и даже приятно, потому что в слезах крылось какое-то хорошее значение, и страх шел с ними на убыль, и вина тоже, и подступало бессильное забвение, безразличие, покой, покой…

Но тут раздались грозные шаги!

Борька вскочил, понимая, что это за ним. Борька метнулся к окну, к платяному шкафу, но поздно. Они вошли и, ни слова не говоря, кинулись, заломили руки, швырнули на пол. Потом стали заваливать чем-то мохнатым, черным, душным. Борька заорал в предсмертном отчаянии. Заорал и… проснулся.

Он был мокрый от слез и пота. Он сбросил с себя одеяло, глубоко задышал, радуясь воздуху и спасительному пробуждению. Несколько секунд его память не шевелилась, усталая, и Борька не мог сообразить, что с ним происходит и почему. Но затем — будто дубиной по голове — вспомнилось все. Он застонал под этим беспощадным ударом. Ужасно, ужасно! Мало того, сон оказался в руку. Кто-то сильно забарабанил в дверь.

— Войдите! — крикнул Борька, не увиливая. — Входите, я жду!

И тогда один за другим комнату стали заполнять вооруженные люди. Двое извлекли веревку с петлей, двинулись прямиком к Борьке. Он поднатужился:

— Ну, нет! Это чушь, ерунда, я сплю! Я опять сплю, надо проснуться, пока не вздернули по ошибке, — и проснулся…

Однако явь, сменившая жуткие видения, была не лучше для издерганного совестью парня. Перед ним совсем реально стоял участковый инспектор Журавлев и молча вглядывался в заплаканную физиономию.

— Я думал, ты придешь. Явка с повинной… Явка, заявка… А ты не пришел. Что ж теперь делать? Как маме твоей доложить? А на суде?..

Борька захлопал тяжелыми веками, которые отдыхали за истекшие сутки не более двух часов, замотал головой, поднялся, покачиваясь. Инспектор конечно растаял, а он прошел на кухню, нырнул под струю холодной воды… Когда очухался достаточно, то подумал вдруг: «Что, если и это бред? Кран, квартира, адские муки… гонка на «Жигулях»… Вот хорошо бы — наваждение и только. Значит, можно взять и проснуться. Проснуться по-настоящему. Вот хорошо бы, да где там!..».

Не найдя покоя в родных стенах, кинулся он стремглав на улицу, чтобы раствориться в толпе, спрятаться хоть на время от самого себя. Только и тут ничего не получилось. Прохожие мнились коварными хитрецами, которые нарочно делают вид, будто они обыкновенные прохожие. А в действительности они в любой момент — мерещилось Борьке — готовы указать на него пальцем, закричать во всеуслышание: «Глядите, глядите, это — вор!». И тогда он сгорит со стыда, перестанет существовать, наверно, а его место в мире займет пустая оболочка по имени Борис, которая незамедлительно и покорно отправится в тюрьму… И никто при этом не узнает, что настоящего Борьки давным-давно нет на свете, есть только видимость и все…

Как он вернулся к дому, как очутился снова у Донца, Борька не помнил, не заметил даже. А когда наконец все это осознал, то спросил:

— Который час?

— Счастливый, — хмыкнул Саша, — часов не наблюдаешь. Полпятого. Гастроном давно созрел.

— Ты спал? — пригляделся Борька.

— Да, малость.

— Счастливый! Совесть позволяет, да?

— Хорош, ковбой, — больше Саша не хотел нервничать, — закроем тему. Откроем кошелек. Есть ценное предложение: выпить для ясности. Ты посиди, погоняй маг, а я слетаю. О'кэй?!