Наталия Венкстерн - Под стенами замков

— Да, да, это я. Епископ велел мне лететь с быстротой молнии. За задержку отвечаете вы!

Голос Филиппа дрожал, он захлебывался от волнения. Все зависело от силы его убеждения Однако часовые сдались не сразу.

— Куда же тебя несет ночью? Ведь тебя убьют где-нибудь в лесу.

Другой часовой проворчал сквозь зубы:

— Только спьяну придет в голову посылать с поручениями ребенка.

— А куда же именно ты едешь? — спросил первый.

— К герцогу Гэно, поручение срочное! Не задерживайте!

— К герцогу Гэно, протянул солдат, — а не скажешь ли нам, зачем понадобилось епископу посылать к герцогу? Или он так пьян, что сам не знает чего хочет?

Переговоры грозили затянуться. Неожиданная мысль осенила Филиппа, резким движением он сорвал с груди свою пажескую цепь и взмахнул ею над головой. Во мраке только сверкнули блестящие кольца.

— Вот цепь епископа, — вскричал Филипп, — он велел вручить ее герцогу и предъявлять всякому, кто вздумает меня задержать или обидеть. Если вам этого мало, ступайте к епископу и попробуйте поговорить с ним. Он как раз в таком настроении, которое придаст беседе с ним большое удовольствие. Прошу вас, идите к его преподобию.

Слова Филиппа были в достаточной степени убедительны; жестом руки он настойчиво просил солдат пройти в замок; в дрожащем голосе звучала угроза, когда он произносил имя епископа.

Ворча и недоумевая подошли солдаты к тяжелым блокам, и цепи моста с громким скрипом стали опускаться. Все тело Филиппа охватила неудержимая дрожь. В замке могли услышать шум цепей, кто-нибудь из гостей мог выйти во двор, и тогда все погибло.

Наконец, ворота распахнулись; послышался глухой стук моста о противоположный берег, рука пажа дернула уздечку, изо всех сил он ударил ногой лошадь в бок; лошадь, стуча копытами по мосту, во весь опор выскочила с мальчиком из замка. Недоумевая часовые глядели ему вслед; только теперь заметили они, что мальчик, отправляющийся с важным поручением, был безоружен, на нем даже не было шапки, лошадь была взнуздана, но не оседлана. Однако все эти мысли пришли слишком поздно, стук копыт умолк, и темная ночь поглотила маленького беглеца.

В те отдаленные времена, известные в истории под названием «средних веков», Франции представляла из себя бесчисленное множество местных кружков, бароний, духовных княжеств и городов. Все эти мелкие единицы находились между собой в беспрерывной борьбе, проистекавшей от целого ряда экономических и политических причин.

Общество представляло из себя целый ряд сословных ступеней, завершавшихся рыцарской аристократией.

Сюзерен, владетель крупных поместий, при помощи своих вассалов воевал с соседним сеньором, прибегая к разбою и грабежу для увеличения своих владении. Вассалы, подкупленные врагом, зачастую переходили на его сторону, пренебрегая клятвой, связывающей их с прежним господином; король, власть которого в сущности была только номинальной, представлявший из себя не что иное, как крупного феодала в среде таких же рыцарей, в стремлении к укреплению своих прав, прибегал к подкупу, убийствам и нередко для осуществления своей цели, раздувал пламя воины.

Начавшийся в IX веке торговый рост страны постепенно выдвигал на арену борьбы новый класс зарождающейся буржуазии. Купцы, приобретавшие капиталы, обращали их в орудие завоевания своих несуществующих еще политических прав. Бесправие и произвол феодальной системы толкали это сословие на заговоры и открытое сопротивление. Городское население соединялось в общины и братства и покупало или завоевывало себе права, опираясь в войне с феодалом-владельцем города то на короля, то на соседей. И в этой борьбе подкуп также был одним из наиболее верных орудий.

Коммунальная хартия — грамота, дарующая политические права, самоуправление и ограждение от феодального произвола, — увенчивала стремления буржуазии, открывая ей путь к власти и собственности. Одна лишь крестьянская масса, лишенная не только прав, но и не имевшая в руках никаких средств к плодотворной борьбе, безнадежно влачила на себе бремя невероятного по своей грубости и жестокости феодального строя.

«Крестьяне, — говорит нам один летописец, — которые работают за всех и трудятся беспрестанно во все времена года, которые предаются рабским занятиям, презираемым их господами, находятся в постоянном угнетении для того только, чтобы доставлять другим пищу и одежду, а также средства для их беспутной жизни. Их преследуют пожарами, грабежом и войной, их бросают в темницу и накладывают на них оковы, а потом заставляют платить выкуп или же морят голодом и подвергают всевозможным пыткам. Несчастные кричат, их вдовы плачут, сироты стенают, а кровь мучеников льется».