Анна Красильщик - Три четверти

Наконец уроки закончились, пришел Питон и велел мальчикам поставить парты вдоль стен. В Новой школе, конечно, никто не устраивал конкурс талантов или всякое идиотское пение совковых песен. Но все равно без скукоты не обошлось. Питон попросил Овцу принести скрипку, потому что тот учился в музыкальной школе. Овца вытащил скрипку из футляра и вышел к доске. Хотя обычно он все время хихикал, в этот раз лицо у него стало жутко серьезное. Он прижался к скрипке щекой, как ребенок к маме, и долго старательно выпиливал какую-то занудень. Учителя потом хлопали и хвалили Овцу, а он краснел, как маленький, и стеснялся. После этого выступали Рыба вместе с Головастиком. Рыба играл на гитаре, а Головастик тоненьким голоском пел романс про печальное утро и хмурые ивы. Арина Родионовна вытирала глаза большим клетчатым платком, громко сморкалась и открывала рот, как бы подпевая Головастику, а он пытался делать вид, как будто ничего не замечает, и ужасно краснел. Мы с Сыроежкой чуть не умерли со смеху, и учительница математики даже пригрозила, что отправит нас домой. Пришлось сдерживаться и терпеть бульканье смеха внутри. Когда это наконец закончилось — слава богу, никто больше выступать не захотел, — Питон притащил из своего кабинета старый проигрыватель и несколько пластинок. На одной из них была фотография молодого человека с залаченным хохолком и немного мутным взглядом. Первая песня оказалось такой заводной, что ноги дергались сами собой. Парень крякал, икал и выделывал голосом какие-то удивительные штуки. Но танцевать все стеснялись. Клерасил с Пуканом жались к стене. Кит с Овцой ржали, непонятно над чем. Фигура жевал бутерброд и делал вид, что смотрит в окно. И вдруг Головастик подошел к Воробью.

Я не слышала, что он сказал, но видела, как Воробей кивнула. Головастик взял ее за руку и вывел на середину класса. Он положил руки ей на бока, как робот, а она — ладони ему на плечи. Казалось, что Воробей и Головастик деревянные: застыв, они качались посередине класса, и было слышно, как под ними скрипит пол. Мы все, конечно, покатывались со смеху, хотя и завидовали немного. Но танцевали они недолго: примерно через тридцать секунд после начала танца песня закончилась, и в классе повисла тишина.

— Потомники, — хором крикнули Кит и Овца и заржали.

Потом парень запел совсем дикую песню, и все начали танцевать как заведенные. Кто-то погасил свет, дикая песня кончилась, и началась следующая, наоборот медленная, и от ее звуков сердце как будто подпрыгивало куда-то к горлу, а потом падало вниз, в живот.

Я смотрела на Кита и думала, как это сказать. Пойдем потанцуем? Ты танцуешь? Давай потанцуем?

Пока я сомневалась, Кит подошел к Сыроежке, сказал ей что-то, и они вышли на середину комнаты.

— Потанцуем? — это был Фигура.

Пришлось согласиться. Я положила руки ему на плечи, а он — мне на талию, и мы начали качаться под новую красивую песню. Но мне хотелось плакать, а вдобавок я чуть не свернула себе шею, смотря, как Кит танцует с Сыроежкой. От волнения руки у меня стали мокрые и потекли прямо на рубашку Фигуры. Чтобы это было не так заметно, я старалась касаться его запястьями и периодически вытирала ладони о водолазку, но он заметил:

— Чего у тебя руки такие мокрые?

— Не знаю, всегда так. И перчатки потом воняют, — зачем-то объяснила я.

В тот день мы с Китом так и не потанцевали, и настроение у меня жутко испортилось. Когда мы с Воробьем шли к метро, уже стемнело, стало холодно и утренняя жижа превратилась в лед. Мы давили замерзшие лужи и смотрели, как по льду с хрустом расползаются трещинки.

— Кажется, Головастик и правда в тебя втюрился, — сказала я Воробью.

— Я знаю.

— А ты?

— Что я?

— Будешь с ним гулять?

— Не знаю.

— А на каникулах чего будешь делать?

— Дома сидеть. Или у бабушки.

— Ясно.

По дороге от метро до дома я вспомнила, что завтра приезжают мама с папой. А еще что начались каникулы.

На следующее утро наконец можно было не ставить будильник. Но в десять утра в комнату влетела бабушка:

— Какой прекрасный день, какая чудная погода! Вставай, а то все проспишь! — Бабушка ринулась к окну, раскинула шторы и открыла форточку. В комнату ворвался ледяной воздух и мучительный солнечный свет.