Анна Красильщик - Три четверти

— В каком ты уже классе? — приветливо спросила тетка, в очередной раз громко хлюпнув.

— В седьмом, — ответила я с каменным лицом.

— Господи, зачем ты всю себя расковыряла? — в ужасе воскликнула бабушка.

— Вот и мой внук тоже весь расцвел, — поддакнула подруга. — Алешке нашему «Клерасил» очень помогает.

Иногда мне кажется, что у взрослых нет других тем для разговора, кроме моих прыщей. Я отодвинула стул и попыталась незаметно выскользнуть.

— Кажется, ты что-то забыла.

— Спасибо-было-очень-вкусно-можно-выйти-из-за-стола, — протараторила я и вылетела из кухни.

— Грубиянка, — сказал Второй дедушка.

— Что с ней делать? — вздохнул Первый дедушка.

— Родители распустили, — воскликнула бабушка.

— Она у вас злюка и неулыба, — вынесла вердикт гостья.

Как же они меня достали. Я включила кассету с «Битлз» и, перед тем как заснуть, успела подумать, что Джон Леннон мне подошел бы не меньше Кита. Жалко, он любил Йоко и умер до моего рождения.

На следующее утро, чтобы все успеть, я проснулась в шесть, хотя уроки начинались в девять. В квартире было еще темно, и за окнами тоже. Из комнат доносились храпы всех видов: казалось, дедушки и бабушка выступают в каком-то одном безумном оркестре.

— Хрр…

— Фы-ыррр…

— Кх…

И так далее.

Жуть.

Я громко включила «Битлз», открыла шкаф и разложила на кровати самое красивое: вареную джинсовую жилетку с бахромой, клетчатую байковую рубашку, шелковую черную жилетку, фиолетовую водолазку, мамину блузку в огурцах и с плечиками, вареные джинсы с блестящими камушками, расклешенную мини-юбку, розовый балахон с салатовыми рукавами и надписью Mike.

Пока я выбирала, все успели проснуться.

— Завтрак готов, — позвала из кухни бабушка.

— Сделай потише, — шикнул Второй дедушка за дверью.

— Wednesday morning at five o’clock as the day begins, — запел Маккартни.

В коридоре перед зеркалом Второй дедушка, в пиджаке и галстуке, застегивал дипломат. Потом он аккуратно поставил на голову квадратную меховую шапку, залез в черное пальто с кудрявым воротником, аккуратно обернул вокруг шеи клетчатый ворсистый шарф и бросил на меня подозрительный взгляд:

— Куда это мы так вырядились?

— У нас сегодня дискач.

Дедушка покачал головой и хлопнул входной дверью. Можно подумать, он в своей шапке выглядел здорово.

На кухне сидели Первый дедушка и бабушка. Первый дедушка рассеянно ел кашу. Пока он нес ложку ко рту, половина успевала соскользнуть обратно в тарелку. Малютка еще спала.

Бабушка положила мне каши и сделала горячий «Кола-Као».

— Сегодня веселье, да?

— Типа того.

— Хочешь взять мою помаду?

— Ты серьезно?

— Только аккуратно. До конца не выкручивай, а то сломается, — бабушка протянула мне красный футлярчик с нежно-розовой помадой.

— Ба, ты супер.

Когда я вышла на улицу, оказалось, что снег растаял и превратился в густую серо-коричневую кашу. На остановке я загадала: если подойдет «Б», Кит пригласит меня потанцевать. Пока я ждала троллейбус, оказалось, что в плеере сломалась перемотка. Блин. Пришлось открывать рюкзак, доставать ручку, вытаскивать кассету и, надев на ручку, бешено вертеть вокруг своей оси: я хотела послушать All you need is love. Тут из-за поворота выполз бурый от грязи «Б».

По истуканам в парке тоже стекала грязная жижа. Как будто они принимают грязевые ванны, как Первые бабушка с дедушкой на фотографии с отдыха в Крыму.

Первым уроком была литература. В Старой школе мы читали только рассказы про природу, а в Новой стали проходить поэтов восемнадцатого века.

— Как странно, — сказала мама, когда узнала об этом. — А почему именно восемнадцатого?

— Наверное, потому что учительнице они очень нравятся, — предположила я.

Мама хмыкнула, и я так и не поняла, недовольна она или просто еще не решила, как к этому относиться.

В общем, мы проходили четырех поэтов: Ломоносова, Сумарокова, Державина и Тредиаковского. Первый был скорее счастливым и удачливым, последний — наоборот. Больше всего мне нравился Державин, его стихи хотя бы понятные. Но сейчас, мне было не до него: все мысли крутились вокруг дискотеки, почему-то ныл живот и хотелось в туалет. Я вырвала из тетрадки бумажку и написала записку Воробью: «Ты пригласишь Головастика?» — «Сама не знаю. А ты Кита?»

Пока я писала ответ, в классе повисла тишина. Оказалось, учительница задала мне вопрос, а какой, я даже не слышала. Весь класс захихикал, а я покрылась красными пятнами. Не день, а пытка.