Георг Борн: Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1

13-го мая 1610 года парижский королевский дворец был залит огнями.

С высоких зубцов Бастилии беспрестанно раздавались выстрелы; на балконах Лувра развевались богато расшитые флаги; толпы народа с песнями разгуливали по улицам. Мария Медичи, супруга Генриха IV, короновалась регентшей на время отсутствия короля. Он собрал огромное войско, отлично вооружил его и намеревался сам стать во главе, чтобы осуществить свои грандиозные планы.

Король Генрих, укрепив свое государство, собирался поддержать Бранденбургское и Пфальц-Нейбургское курфюрства в борьбе за престол, а затем защитить Европу от Турции.

Четыре герольда, в голубых бархатных кафтанах и черных бархатных шляпах с развевающимися белыми перьями, возвещали жителям Парижа, что королева Мария Медичи назначается регентшей и будет короноваться. За герольдами следовали два литаврщика и несколько барабанщиков. Седла их лошадей были покрыты серебристой материей с вышитыми золотом коронами. Впереди ехал отряд мушкетеров, за ними множество высших государственных сановников.

Процессия останавливалась на каждой из десяти городских площадей. Один из герольдов громким голосом объявлял о совершившейся в Луврском тронном зале коронации королевы, затем раздавались звон колоколов и пушечные выстрелы.

Во время пышного обеда при Дворе народу на площадях, украшенных триумфальными арками и гирляндами, щедро раздавали деньги и вино.

В большом тронном зале Лувра, отделанном золотом и мрамором, и в смежных с ним залах яркий блеск множества свечей соперничал с сиянием бриллиантов на дорогих нарядах дам и кавалеров. Огромные суммы были истрачены на фантастически роскошные костюмы придворных красавиц — шелка и бархаты, привезенные с далекого востока, и воздушные кружева из Нидерландов.

С галереи огромного зала свешивались разноцветные флаги, а в глубине, под балдахином, расшитым золотом с коронами наверху, возвышался трон. Высокие зеркала отражали всю эту ослепительную обстановку и продлевали до бесконечности ряды канделябров и сам тронный зал. Превосходные музыканты играли на хорах, лакеи в парадных ливреях разносили на серебряных подносах мороженое, шампанское и фрукты.

На королеве Марии была маленькая золотая корона и белое атласное платье с длинным шлейфом, который держали два хорошеньких молоденьких пажа в голубых бархатных кафтанчиках. Спереди платье расходилось и было подхвачено бриллиантовыми аграфами, открывая малиновую юбку, затканную золотыми цветами.

Гордо поднявшись с трона, она разговаривала с итальянцем Кончини, который, женившись на ее любимой камер-фрау Элеоноре Галигай, все больше и больше старался войти к ней в доверие.

Лицо королевы светилось торжеством. Никто не сказал бы, что супруге Генриха IV шел тридцать седьмой год; это была женщина в полном расцвете здоровья и красоты. Ее большие черные глаза ясно говорили о необузданной страстной натуре. Полунадменное, полусаркастическое выражение полных губ свидетельствовало, что Мария Медичи была склонна к интригам и не в любви мужа и семье искала и нашла свое счастье. Честолюбие и ненасытная жажда власти руководили ею. Отчасти она уже достигла цели своих стремлений, которые поддерживал в ней Кончини с Элеонорой: ее назначили регентшей на время отсутствия мужа. Но если Генрих не вернется, она станет неограниченной властительницей. Кончини и Элеонора всеми силами старались обратить ее внимание на такую возможность, ведь ее старший сын, Людовик, был еще совсем мальчик. И если Генрих вдруг умрет, вся власть сосредоточится в ее руках. В эту минуту, посреди праздника коронации, Кончини ловко внушал эту мысль королеве. При этом он не выпускал из виду маркизу де Вернейль, разговаривавшую неподалеку от них с герцогиней Бриссак. Его слов никто не должен был слышать, кроме Марии Медичи.

Немного поодаль стоял маркиз де Шале с несколькими посланниками, а еще дальше — десятилетний принц Людовик с графом де Люиньем, который был его пажем и стремился стать близким другом будущего короля.

Герцог Бриссак беседовал с несколькими министрами и высшими сановниками, а герцог д'Эпернон и величественная Элеонора Галигай проследовали из жаркого зала в галерею, где было свежее.

Пышность нарядов и великолепие празднества больше соответствовали желанию королевы, нежели короля. Она любила блеск и роскошь при Дворе, в то время, как ее супруг больше заботился об увеличении доходов государства и облегчении быта своих подданных.